Войти в почту

Сериал «Чернобыль»: ужас с примесью советской ностальгии

Вышел четвертый эпизод самого интересного сериала года. Если вы еще не видели «Чернобыль», то его нужно обязательно посмотреть, и вот почему.

Сериал «Чернобыль»: ужас с примесью ностальгии
© Кадр из сериала "Чернобыль"

Разочарование от удачного/неудачного окончания «Игры престолов» легко можно снять, переключившись на новый сериал от HBO – «Чернобыль». Он не только гораздо более жестокий из-за своей реалистичности, но и вызывает неконтролируемые приступы ностальгии: несмотря на то что речь идет о трагедии, в кадре постоянно появляются знакомые нам с детства машины, дома и детали быта. От этого становится еще более неловко, что такой сериал создали не в России или Украине.

Российские кинематографисты год за годом выискивают исторические темы и снимают по ним фильмы с приличными бюджетами, да только все не то. То патриотизма слишком много, то правды слишком мало. А иногда все вроде и неплохо, но никаких эмоций не вызывает, смотришь на экран, а там все как будто в другой Галактике или в мультфильме «Том и Джерри», но точно не про тебя и не про твою страну.

И вдруг какие-то заморские киношники сделали сериал про нашу трагедию, причем такой, что хочется смотреть не отрываясь. Взяли тему, которая была под носом – не про космические станции и не про спортивные победы – а настоящую драму, многие свидетели которой живы, и превратили ее в отличный сериал с рейтингом 9.7 на Imdb.

© Кадр из сериала "Чернобыль"

Главный конфликт до безумия прост – это столкновение человека и стихии, только вместо стихии с данном случае взрыв на ядерной станции. Происходит событие невиданного доселе масштаба, никто не понимает толком что случилось, пока не появляется протагонист и не справляется с «противником». Протагонист в «Чернобыле» – академик Валерий Легасов (Джаред Харрис), именно его герой в сериале первым предполагает, что взорвался реактор, и через него мы узнаем, что же на самом деле произошло и как с этим бороться. Легасов – убежденный коммунист, он верит в ту систему, в которой работает, но по мере повествования его отношение меняется, академика одолевают сомнения. Моральную дилемму никак не разрешить: в одной из сцен жители Припяти спрашивают его, стоит ли беспокоиться, опасна ли авария, и Легасов лжет. Потому что так надо. Система его и погубила, и привела в петлю: вопрос, сам ли он это сделал или ему помогли, остается открытым, но сути не меняет.

«На станции — такая неготовность, такая безалаберность, такой испуг. Как сорок первый год, но еще в худшем варианте. С тем же Брестом, с тем же мужеством, с той же отчаянностью, с той же неготовностью…»

Сценарист Крейг Мазин, конечно, прочитал все возможные материалы по делу, в том числе воспоминания Легасова, который тот записал на нескольких аудиокассетах. По некоторым данным, записи были частично стерты, но в них тем не менее содержится много интересной информации и размышлений, включая те, что к этой катастрофе мы шли с 1961 года, потому что «ядерная тема» была на время заброшена из-за неверных расчётов, а потом, когда пришла пора наверстывать, делали это наспех и не всегда соблюдали правила безопасности. В частности он пишет, что станции вроде Чернобыльской должны были быть снабжены защитой, которая бы помогла при подобной аварии.

Легасов в сериале отвечает за физику и линию партии, на пару с Борисом Щербиной (Стеллан Скарсгард), с которого постепенно сползает маска номенклатурного работника, обнажая человечность. Они с Легасовым в какой-то момент играют в хорошего-плохого копа, не намеренно, конечно, по задумке сценаристов, но быстро становится понятно, что конфликта там никакого нет и враг-то общий, и ограничения, которые накладывает бюрократическая система, одни на двоих. Да и умрут они, скорее всего, довольно скоро, учитывая дозу облучения. Страдают от бюрократии прежде всего обычные граждане – пожарные, которых забросили в самое сердце взрыва, не предупредив о последствиях, жители города, которые спокойно продолжали ходить за покупками, в школу, на работу, не подозревая о масштабах катастрофы.

Помимо «борьбы со стихией» сценарию нужна была эмоциональная личная история, чтобы показать, как замалчивание и вранье повлияло на человеческие судьбы. Ею стала история Василия и Ларисы Игнатенко: пожарного, одним из первых, отправившихся на Чернобыльскую АЭС после взрыва и умершего через две недели в московской больнице, и его молодой беременной жены, которая до последнего вздоха ухаживала за мужем, несмотря на запреты врачей. Эта история была одной из самых ярких в книге Светланы Алексиевич «Чернобыльская молитва. Хроники будущего», в которой она собрала воспоминания около 500 очевидцев. Монолог Людмилы невозможно читать без слез, это история любви и история потери, пронзительная, честная. С точки зрения драматургии – идеальная иллюстрация трагедии.

«Я любила его! Я еще не знала, как я его любила! Мы только поженились… Идем по улице. Схватит меня на руки и закружится. И целует, целует. Люди идут мимо, и все улыбаются… Клиника острой лучевой болезни – четырнадцать дней… За четырнадцать дней человек умирает…»

То, что хэппи-энда в «Чернобыле» не будет, известно с самого начала: мало того, что на станции взрыв, который унесет жизни многих людей (точное число жертв до сих пор неизвестно), так еще и главный герой вешается в первые же пять минут первой серии (это не спойлер). Но предсказуемость никак не ослабляет напряженность повествования, зритель проходит через все этапы: ощущает растерянность вместе с героями, злится на их отрицание, расстраивается из-за беспечности жителей, которые выходят посмотреть на красивый пожар, пытается вникнуть в особенности работы ядерной станции, ужасается последствиям облучения. Крейг Мазин, как ни странно, набил руку на комедиях, он говорит, что это сложный зал научил его ответственности перед зрителем: если уж рассказчик взялся вести по коридору истории, то должен провести до конца, проследив, чтобы ведомый испытал весь спектр эмоций.

© Кадр из сериала "Чернобыль"

При этом «Чернобыль» не документальный сериал, поэтому если кто-то ждет от него документальности и следов хроники, будет разочарован. Да, в реальности все было не так: Легасову сообщили о взрыве не по телефону, а на заседании, в Чернобыль летели не на вертолете, а на самолете целой комиссией, каждый в которой отвечал за свой фронт работ, у Легасова на самом деле была семья, о которой в сериале не сказано ни слова, и так далее – несоответствия можно перечислять бесконечно. Сериал – это история, которая основана на реальных событиях, и ему нужен герой-спаситель, который будет кричать на собрании, что на станции был ядерный взрыв. Потому что именно так работают законы драматургии, и именно так мы оказываемся прикованы к экрану и не дыша наблюдаем за историей, окончание которой хорошо известно.

Это не отменяет того факта, что сценарист дотошно изучал все исторические материалы и пытался понять характер персонажа, логику его поступков, внутреннюю драму – и справился, хотя задача не из легких: только подумайте, каково это – выросшему в США сценаристу «подружиться» с ученым-физиком из СССР. Задачка из области фантастики.

«Чернобыль» можно упрекать в исторической достоверности, но нельзя упрекать к невнимательности к деталям: одежда, аксессуары, транспорт, интерьеры – все проработано детально. Съемки проходили в Литве и Украине, в роли Чернобыльской АЭС выступала Игналинская АЭС, на которой есть реакторы того же типа, а Припять «сыграл» один из районов Вильнюса. Для того чтобы проникнуться духом эпохи и уловить стиль и настроение, создатели смотрели видео на Youtube о 80-х и документальные фильмы о «Чернобыле». Многие предметы удалось купить на рынках Киева, одежду помогали шить консультанты. Этот узнаваемый быт – ложки, табуретки, рыжие автобусы и копейки, оправы очков, прически, создает для постсоветского зрителя еще один нарративный слой – ностальгический. «Чернобыль», помимо рассказа о трагедии, удивительным образом возвращает в беззаботное детство и юность, оставляет это щемящее чувство ностальгии, открывает дверь, в которую потоком врываются воспоминания, вплоть до запаха салона дедушкиной красной копейки – смесь «Беломорканала», укропа, листьев смородины и чего-то еще. Зритель узнает себя в жителях города Припяти, беззаботно разгуливающих по уже опасной территории, ничего не подозревающих о трагедии. И от того становится еще страшнее. Вранье и молчание – спутники любого тоталитарного режима в сериале практически осязаемые.

Можно спорить об истинных виновниках катастрофы, но вранье и молчание останутся частью системы. И государства-то уже не существует, но этот ужас незнания навеки впечатался в нашу генетическую память и никогда нас не покинет. Наверное, поэтому «Чернобыль» и не сняли на территории бывшего СССР: мы все еще отравлены и отчасти запуганы, а для того, чтобы так рассказать эту историю, необходим был взгляд со стороны.