«Золотая Маска» online: «Сирано де Бержерак»

Режиссерский почерк Николая Рощина всегда отличала приверженность формотворчеству. Говоря о стилистике формы Александринского «Сирано», невозможно оставить в стороне hommage эстетике барокко. С его причудливыми сочетаниями формально несочетаемых фактур, вниманием к частному, фрагментарному в ущерб целостному, антиномиями, размыванием границ жанров, пышностью и одновременно аскетизмом. Вполне закономерно эпоха постмодерна, вобравшая в себя все противоречия ХХ века, возродила на новом витке эволюции культуры феномен необарокко. И дело не столько в схожести форм, но в созвучии мировоззрений. Так, жизнеутверждающий неоромантизм Ростана вступает в содержательные противоречия с необарочным пессимизмом Рощина. Канонический перевод Щепкиной-Куперник оставлен в стороне, «Сирано» Рощина говорит подстрочной прозой, обнажая новые смыслы и выводя на арену непривычного героя – плоть от плоти демона театральности, с ней же, театральностью, вступающего в безжалостный бой и гибнущего под аккомпанемент шоу Монфлери. Но что Сирано в исполнении Ивана Волкова без театральности? Что он без утраченного носа? Как похож его герой на Пьеро Жанти, рвущего нити кукловода ради свободы упасть на подмостки горкой тряпок и кусочков папье-маше! Театр поет гимн театральности как единственной доподлинной ценности в разрушающемся мире. Сирано умер. Да здравствует Монфлери!

Стихов почти нет, большинства самых известных сцен нет, историзма нет. Есть романтика протеста, переходящая в утопию протеста и в усталость природы протеста. Но суть, как нам кажется, не ушла и даже заострилась, это не спектакль-иллюстрация. Возможен ли этот Сирано, нужен ли со своей бескомпромиссностью? Как бы это могло происходить здесь и сейчас?.. Именно это нам интересно в работе над героической комедией Ростана.

Сама природа спектакля подлинно театральна – здесь не жалеют ни времени, ни пространственных трансформаций, ни игры с жанрами. «Сирано» отличает неудобство – оно явлено в самой несоразмерности частей и в особенной интонации спектакля. С одной стороны – целый эпизод сделан под документальное видео, фиксирующее кровавую схватку главного героя с ОМОНом. С другой – огромные сцены в жанре старинной вампуки с жирными Эротами и идиотическими возлюбленными. С третьей – театр драматического диалога, в котором слово имеет значение. С четвертой – подробно, по законам перформативного времени, сочиненный эпизод переодевания солдат, отправляющихся на войну, в панталоны, банты, рубашки и прочее в духе середины XVII века, на которое приходится время действия пьесы Ростана.

Главный режиссер Александринки бросил вызов романтической интерпретации одной из самых любимых в России европейских пьес. История поэта, бесстрашно вступающего в битву с цензурой и властью за право свободно и вдохновенно творить, не считаясь с условностями и пристрастиями толпы, умеющего любить до полного самоотречения, лишилась на петербургской сцене своего романтического камзола. Игра со зрительным залом и актуальными контекстом стала главным законом этого рафинированного спектакля, одновременно полемического и укорененного в театральной традиции.