Войти в почту

Что Константин Желдин вспоминал о войне и съемках "Семнадцати мгновений весны"

4 января ушел из жизни Константин Борисович Желдин. Настолько всеми любимый и легендарный актер, что журналисты, у которых обычно не принято называть человека по имени-отчеству, здесь, не сговариваясь, написали полное ФИО.

Что Константин Желдин вспоминал о войне и съемках "Семнадцати мгновений весны"
© Российская Газета

Впрочем, это можно объяснить почтением к возрасту, актер прожил 90 лет.

В его фильмографии было много названий, которые достаточно лишь произнести, чтобы в памяти всплыли целые галереи выдающих актеров, и образ героев Желдина в этой галереи один из центральных - "Адъютант его превосходительства", "Ликвидация", "Брат - 2". И многосерийный шедевр - "Семнадцать мгновений весны", после которого, как признавался сам актер, у него навсегда решились проблемы с автоинспекторами - они просто не штрафовали человека, об голову которого сам Штирлиц разбивал бутылку.

В архиве "РГ" сохранились воспоминания Константина Борисовича Желдина о съемках в фильме, благодаря которому актера узнала вся страна.

Как Тихонов отказался разбивать бутылку о мою голову

Об голову моего персонажа Холтоффа персонаж Вячеслава Тихонова разбивает бутылку. Похоже, эта сцена была настолько эффектной, что зрители ее долго еще не забывали, постоянно спрашивали меня - а это была настоящая бутылка? Однажды я позвонил режиссеру картины Татьяне Михайловне Лиозновой и попросил разрешение выдать секрет этого кинофокусу. Она разрешила. И вот теперь я всем рассказываю, как это было на самом деле.

Изначально бутылка была восковая. Обычный бутафорский реквизит. Но Тихонов и ей отказался ударять о мою голову, мол, бутылка-то из воска, а вот голова у Кости не на базаре куплена. И как его не уговаривали, что последствий никаких не будет, он не соглашался. Тогда Лиознова решила снимать эту сцену монтажно, чего она очень не любила. И дело было так: Тихонов подходил ко мне со спины с этой самой бутылкой на общем плане, говорил реплику, замахивался, ударял, но бил мимо, рядом с головой, по касанию. Однако пленка, мы же снимали тогда на пленку, отрезалась в тот момент, когда рука с бутылкой резко опускается. Затем гримеры заливали мою голову красной краской, и уже на крупном плане снималось, как я теряю сознание и падаю на стол. Потом эти два кусочка склеили. А заодно навсегда приклеили ко мне славу. Признаться, я ей не особо пользовался, разве только на дорогах, инспекторы всегда меня узнавали и отпускали без штрафов. Тоже ведь польза.

Лиознова назвала меня "бабьим угодником"

Татьяна Лиознова была не похожа на тех режиссеров, с которыми мне доводилось работать. Она была уникальна во всем. Начнем с того, как я попал на съемки "Семнадцати мгновений весны". Мне позвонил второй режиссер и пригласил на пробы, а я их, естественно, трусил, это же всегда как экзамен. И вот я прихожу на студию, меня представляют Татьяне Михайловне, и она вдруг говорит: "Костя, у нас не будет никаких кинопроб, мы сейчас с вами просто кофе попьем". И мы сидели пили кофе, говорили о жизни, она рассказала, что смотрела "Адъютант его превосходительства" с моим участием, это работа ей показалась достойной… А пока мы болтали, фотограф незаметно делал мои снимки. Потом я догадался, что эта наша болтовня и была кинопробой. Лиознова, прежде всего, хотела в персонажах своего будущего фильма увидеть человеческое начало, а на настоящих пробах мы бы играли, пыжились, изображали гаденьких фашистов, а тут мы расслаблялись и мило болтали. В этом был ее уникальный метод.

В один прекрасный день, съемки уже были в разгаре, Лиознова вдруг говорит: "Костя, я вот все думаю, а кто ты есть на самом деле? Какой-то ты не такой". Я говорю - не знаю кто я, Татьяна Михайловна. И тут же она мне отвечает: "А я догадалась, кто ты. Ты - бабий угодник". (смеется). Это была Лиознова. Так не проявлял себя ни один режиссер в нашей стране.

А какой у нее был юмор! Навсегда запомню, как она рассказывала об одной почтенной интеллигентной парижанке, с которой познакомилась во время поездки во Францию. Так вот эта парижанка, которая была представительницей известного там рода, очень солидный человек, вдруг решила, что ей скучно жить и надо бы заняться политикой. Тут как раз шла по центру города демонстрация, она в нее и влилась тут же, и только по ходу движения поняла, что оказалась в рядах женщин легкого поведения, которые боролись за какие-то там свои права. Лиознова всегда добавляла после этой истории, что если уж вы и решили ходить строем, то строй нужно выбирать внимательнее (смеется).

Почему я не считаю роль Холтоффа выдающейся

Я много помню о съемках в "Семнадцати мгновениях весны", но это спасибо моей памяти. Я же сам тогда не относился к этой роли серьезно.

Я в это время работал в Театре на Таганке, а этот театр жил такой напряженной и яркой жизнью, что мне совсем не хотелось покидать его стены даже на время съемок. К тому же я все время боялся, что меня осудят за это, мол, выбрал кино, выбрал Лиознову вместо Любимова. По этой причине я даже не отпрашивался у руководства театра на съемочную площадку, а когда приходил на студию, старался все очень быстро закончить, и - обратно, на Таганку.

Именно на Таганке тогда происходили все самые важные импульсы в нашей культуре. Я, допустим, участвовал в премьере "Пугачева" и видел, как репетирует Хлопушку Владимир Семенович Высоцкий. Разве кино после этого может увлечь?

И роль Холтоффа я в своей жизни не переоцениваю, ничего я там особенного не сыграл. Да и странно это, когда актер называет какую-то свою роль знаковой, важной, успешной. Это как если бы хлебопек говорил, а вот двадцать четыре года назад, пятого мая, я такой батон выпек, до сих пор гордость разбирает! К своему делу нужно относиться ответственно, но не переигрывать.

Так в чем же тайна "Семнадцати мгновений весны"?

Когда начали показывать "Семнадцать мгновений весны", я с семьей был на отдыхе в Одессе. И да, это правда, что во время показов город вымирал, продавщицы мороженного уходили по домам, жулики переставали воровать, и все затихало. В чем тут тайна, я не знаю. Но думаю, что Татьяна Лиознова со своим фильмом попала тогда в нерв времени. Именно тогда, окончательно оправившись после Второй мировой войны, восстановил города и экономики, человечество начало задумывать, а как так вышло вообще, что этот фашистский кошмар стал возможен? Откуда появился Освенцим? Как так получилось, что милые домохозяйки со слезами на глазах кричали "Хайль Гитлер"? Помню, был такой дирижер Гербер фон Караян, и он был в СС, и его спросили как-то - маэстро, вот вы дирижируете Моцартом, Бетховеном, как же вы могли быть в СС? А он ответил: Да, ерунду спрашиваете, у нас полстраны было в СС. Вот мир пытался понять, как такое возможно. И Лиознова в этом понимании, пожалуй, продвинулась дальше всех, показав нам то, что нормальный совершенно человек может поклоняться свастике. Думаю, что этот фильм со временем будут смотреть именно для того, чтобы разобраться в природе фашизма, а не для того, чтобы полюбоваться работой великих актеров.

Я помню, как началась война

Когда началась война, я был во дворе нашего дома на Рождественском бульваре. К нам во двор привезли на грузовике картошку, и меня послали купить пять кило, а дворовые друзья меня в тот момент учили всяким выражениям. У них не очень это получилось, и я гордый вернулся домой, а там уже плакали женщины, они услышали речь Молотова.

Сначала нас, детей, отправили в какой-то пионерский лагерь, потому что среди народа было мнение, что мы фашистов быстро поколотим, и далеко уезжать нет смысла.

А потом за нами на "полуторке" примчалась мама, мы погрузились в кузов, и в этот момент над нами кружил немецкий самолет. "Полуторка" с шоссе свернула в поле и бешено понеслась к роще. Мама в этот момент бросила нас, детей, на дно, прикрыла своим телом…

Какое-то время мы пробыли в Москве, а затем мама получила направление в Туркмению, где работала в госпитале. Мама была специалистом по переливанию крови.

Я часто ходил в госпиталь, общался с ранеными, у меня там даже друзья появились.

Я тогда только пошел в первый класс, конечно, я мало что понимал, мало что обобщал. Понимание ужаса всего происходящего пришло потом. И оно уже никогда не отступало.