Но сначала был уморительный Ким Кидук. Его сварганенную на скорую руку поделку «Стоп» (снятую, впрочем, в Японии) постеснялись включать в основную программу и дали вне конкурса. Действие разворачивается рядом с Фукусимой. Ставшая жертвой радиации молодая женщина узнает, что беременна, и ее начинают терзать мысли вроде тех, что нервировали героиню «Ребенка Розмари». Только в виде дьявола здесь — электричество, с которым и решает бороться свихнувшийся муж героини, упорно не позволявший ей сделать аборт. Название «Стоп» обозначает призыв Ким Кидука остановить безостановочное производство электроэнергии на подобных Фукусиме атомных станциях, пресечь бессмысленное ее потребление и научиться удовлетворяться малым. Положительно относясь к плакатному искусству и соглашаясь с тем, что оно не предполагает излишней художественности, спишу это произведение в утиль как неудачную попытку публицистики. Все-таки в грехе пропаганды корейский маэстро до сих пор замечен не был. Видимо, наболело.
Румынка Анка Дамиан представила в конкурсе картину «Волшебная гора» (La montagne magique), выполненную, как и ее предыдущий, гораздо более удачный фильм «Крулик», в технике документально-анимационного коллажа. «Крулик» рассказывал подлинную историю брошенного ни за что, ни про что в польскую тюрьму румына, умершего мученической смертью в результате голодовки. Герой нового фильма — столь же реальный поляк-антикоммунист, ненавидевший СССР до такой степени (его близкие родственники были расстреляны в Катыни), что когда Советская Армия оккупировала Афганистан, он бежал туда сражаться с ней на стороне маджахедов. Основанная на его письмах и свидетельствах, картина полна сострадания к мирному мусульманскому населению, истребляемому плохими русскими. Русские как коллективный злодей выполняют в картине развлекательную функцию — сцены с их злодеяниями хотя бы занятно смотреть, и жаль, что их в фильме немного. Положительного же главного героя режиссер, как ни старалась, не смогла сделать столь же интересным. Как и его перемещения в красиво нарисованных афганских волшебных горах.
Еще один реальный человек, Боб Тарасюк, стал героем американской конкурсной ленты, «Боб и деревья» (Bob and the Trees). Нет, картину, в которой реальный лесоруб из штата Массачусетс играет самого себя, взяли в конкурс не из-за его украинской фамилии — ее выписали в Карловы Вары прямо из Санденса. Метод работы молодого режиссера Диего Онгаро заставляет вспомнить деревенские фильмы Андрея Кончаловского — здесь же на фестивале демонстрируют «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына». Взяв реального протагониста, как и Кончаловский, француз Онгаро придумывает ему «альтернативную реальность», окружая как знакомыми людьми, так и профессиональными актерами. Но в отличие от Кончаловского, не взявшего Тряпицына с собой в Венецию, француз явно испытывает к Тарасюку привязанность и благодарность. Боб путешествует с режиссером по всем фестивалям и, по его словам, каждый раз плачет, глядя на сложности, с которыми сталкивается его альтер-эго в выращивании крупного рогатого скота и при заготовке леса. Смотреть на все это интересно настолько, насколько могут быть интересны в кино рубка леса, уход за свиньями и жизнь совершенно конкретного, невыдуманного человека, совершающего ошибки, но живущего в ладу с самим собой, если и не с окружающим миром.
Лучшим конкурсным фильмом стал датский «Золотой берег» (Gold Coast) — сильный дебют в игровом кино документалиста Дэниэла Денчика, решившего разобраться с тяжелым колониальным прошлым Датского королевства. Вновь в основе — личные свидетельства: датированные 1836 годом, но лишь недавно опубликованные письма молодого офицера по имени Вульф, отправившегося в Датскую Гвинею (ныне страна Гана) насаждать там кофейные плантации. Идеалист-ботаник стал свидетелем чудовищного двоемыслия: высшая колониальная элита насаждает африканцам христианскую веру, но при этом сама утопает в крови, пороке и преступлениях, из которых работорговля, официально запрещенная к тому времени, была еще не самым ужасным.
Очернение светлого датского прошлого — точно совсем не главное, что привлекает режиссера в сюжете, заставляющем вспомнить и недавний фильм Абделатифа Кешиша «Черная Венера», и показанную в рамках театрального фестиваля «Территория» знаменитую инсталляцию Бретта Бейли «Exhibit B», на которой «белым людям» предлагалось взглянуть в глаза потомкам замученных африканцев. Молодой режиссер не просто балуется «поэтическим кино», а добивается ощущения транса, другой реальности — прекрасной и страшной одновременно. «Золотой берег» продолжает традиции лучших суггестивных опусов Вернера Херцога, давно утратившего все свои гипнотические способности. Электронная музыка Анджело Бадаламенти («Твин Пикс»), зачарованная камера Мартина Мунка, нервная игра норвежца Якоба Офтебро и свободная режиссура (простим дебютанту чересчур настойчивые уподобления главного героя Христу и включения «Авы Марии») превращают костюмное «историческое кино» не просто в «1836-й год на экстази», но в современное политическое высказывание — никак не лишнее во времена возрождающегося рабовладения и неоколониализма.