Войти в почту

Нина Гребешкова: Многие думали, что я жена Никулина, а с Гайдаем ему изменяю

Мы поздравили Нину Павловну с юбилеем и поговорили о ее киноработах и легендарном муже. - Нина Павловна, с наступающим. Как отметите? - Отпразднуем мое 85-летие в кругу семьи. Да, я - долгожитель, наверное, это потому, что была очень счастливым человеком. И свое счастье я понимала и ценила. Ну а потом, я еще нужна. Это тоже имеет значение. Раньше жила для дочки, мужа. Леня ушел, надо было внучку поднимать, довести до института. Внучке уже за 30, и я теперь говорю: «Ну как же, я не могу умереть - мне надо внучку довести до... пенсии!» (Смеется.) - Дочка и внучка унаследовали талант Гайдая? - Они не занимаются творчеством, у них совсем другая работа - обе экономисты. - Поскольку картины вашего мужа везде крутят, ваша семья, наверное, получает хорошие отчисление от показов? - Мы не нуждаемся. Но картины Гайдая государственные, сняты на государственные деньги. Никто ничего не выплачивает от показов. Хотя я наследница авторских прав. Разбудила пьяного Горбункова - Леня говорил: «Снимать бы мне мелодрамы, столько бы всего придумал. Представляешь, Нинок, показывают мелодраму, зал рыдает, плачет, переживает!» - вспоминает Нина Гребешкова. - Я ему: «Ну и сними! Напишите сценарий». А он мне: «Нет, люди так тяжело живут, пусть хоть немножко посмеются. Надо дарить радость!» Леня и его соавторы, Морис Слободский и Яков Костюковский, сочиняли сценарии своих комедий у нас дома. Леня очень не любил в кино текст. Говорил: «Должен быть кинематограф, а не текст. Текст - это радио, книга. А кинематограф - это картинка, движение». Вот, например, троица на экране пьет пиво. Казалось, бы, нужны реплики, привязанные к этой картинке, что-то типа: давай выпьем, а у тебя муха. Леня взял фразы, вроде бы не относящиеся непосредственно к этому эпизоду: «Жить хорошо. А хорошо жить еще лучше». И запомнилось! - Случалось, что ваши фразы, которые вы в жизни произносите, Гайдай переносил на экран? - Да. Когда они дорабатывали эпизод к «Приключениям Шурика», я готовила обед на кухне. Вдруг меня спрашивает Яков Костюковский: «Ниночка, бывает ли у вас так, что, придя в незнакомый дом, испытываете ощущение, что здесь уже были?» Я ответила строго и уверенно: «Нет, не бывает. Я всегда помню, где я была, когда и с кем». Эту фразу и вложили в уста героини Натальи Селезневой в ответ на вопрос Шурика, оказавшегося второй раз в квартире Лиды. В жизни я часто говорила мужу: «Ты такой доверчивый!» И Леня подарил эту фразу моей героине, жене Горбункова (Юрия Никулина) в «Бриллиантовой руке». Мне принадлежит одна маленькая находка в этом образе. Помните, Надя пытается разбудить пьяного мужа, когда находит у него деньги и пистолет. Не помогают ни пощечины, ни холодная вода... Я подумала: раз наш Горбунков - служащий госучреждения, ответственный и дисциплинированный, то наверняка старается не опаздывать на работу, и, скорее всего, у него привычка каждое утро подниматься по звонку будильника. Я предложила завести будильник и трезвонить над ухом Горбункова. После этой роли многие думали, что я жена Никулина, а с Гайдаем ему изменяю. Ходила такая байка. Кстати, с Юрой Никулиным мы дружили семьями. Я с женой Никулина вместе училась в школе. Подарила голос Брыльской - Почему ваш муж-режиссер не предлагал вам главных ролей? - Это сейчас стараются своих жен протащить. А Леня был очень скромным человеком. Как-то стеснялся, мол, неудобно. Был председателем тарификационной комиссии и сам вычеркнул мою фамилию из списка артистов - претендентов на звания. Так что никаких званий я не получила. Помню, однажды он мне сказал: я придумал для тебя большую роль. Это была роль врача-психиатра в «Кавказской пленнице»: «А где у нас Наполеон?» Ну, думаю, ничего себе «большая»! Но я не обижалась. - Известно, что некоторых актеров в своих комедиях Гайдай переозвучил. Вашим героиням давали голоса других актрис? - Нет, я всегда сама себя озвучивала. Леня если переозвучивал, то только в тех случаях, если голос артиста не подходил к образу. Так, для героини Светличной Анны Сергеевны требовался более зазывный, как бы сейчас сказали, сексуальный голос. А у Светличной голос был очень отрытый, простой, не ложился на роль. Поэтому пригласили дублера. К слову, мало кто знает, что в «Анатомии любви» (польский фильм) я озвучила Барбару Брыльску. - С кем из артистов вы сегодня общаетесь? - Наташенька Варлей не забывает, звонит, интересуется. Говорит, что 40 картин сыграла, а все равно для всех она - «кавказская пленница». На съемках она была нашей любимицей. Юная, наивная, очень открытая. Наташа писала стихи. После «Кавказской пленницы» Этуш устроил Варлей в Щукинское училище. А потом, выучившись на актрису, она еще окончила и Литературный институт, представляете?! Как Леня говорил: «Институт по стихосложению». Моргунов хамил - У Леонида Иовича были любимые актеры? - Никулин был одним из его любимых артистов, Юра на съемках был неутомимый выдумщик. Старался сделать много дублей, чего-то придумывал. Это он предложил положить под одеяло карлика, чтобы тот почесал вместо него пятку (в кадре кажется, что Балбес достал, не сгибаясь, рукой до пятки), он предложил уколоть огромным шприцем героя Моргунова в «Кавказской пленнице». - Слышала, что с Евгением Моргуновым Гайдай на съемках не ладил? - Моргунов позволял себе хамство. Раз, когда отсматривали отснятые куски, Моргунов провел в зал девушку (что было нарушением правил) и позволил себе отпускать фамильярные реплики в адрес Гайдая. Помню, Леня приходит к нам в гостиничный номер, такой расстроенный, говорит: «Ну что делать? Такое хамство, а у него еще съемки...» Смотрю, раз его это тревожит, надо с ним обсудить, поговорить, успокоить. И я ему рассказала историю, которую мне в институте рассказывали: «Когда Михаил Ильич Ромм снимал картину «Тринадцать», то главную роль должен был играть Коля Крючков. А Николай Афанасьевич уже был популярный такой, важный. И он позволил себе что-то невежливое сказать Ромму, мол, чего ты нас гоняешь - сколько дублей и так далее. И между ними - таким щупленьким, худеньким еврейчиком Роммом и Николаем Афанасьевичем - произошел инцидент. И вот что сделал Ромм: на следующий день съемка - герои цепочкой движутся по барханам (снимали в песках), стреляют «басмачи». А Ромм командует: «Коля, падай!» Николай Афанасьевич (по команде режиссера) падает. И тут Ромм говорит: «Все, Николая Афанасьевича отправьте в Москву. Роль кончилась». То есть «герой убит»! Режиссер Иван Пырьев (я у него, к слову, снималась) вообще был такой своеобразный садист. Актера, которого невзлюбит, заставлял работать, играть, но ставил так камеру, что этот актер в кадр не входил, но он все время был на съемке. Потом смотрят материал, а актера на ленте нигде нет. В общем, режиссеры расправлялись с актерами как могли. И вот, помню, мы с Леней все думали, как же быть с Моргуновым. В итоге я говорю: «Ты знаешь - это картина твоя, и ты должен сделать очень хорошую картину. И ради ее успеха ты должен наплевать на свои амбиции. Снимай Моргунова все время и какие-то детали, руку крупно и так далее. Пусть он больше работает. Для картины-то лучше, чтобы он был». И Леня со мной согласился. На конфликт не пошел. Правда, с артистом потом не разговаривал, хотя Моргунов и просил у него прощения. «Дома все было до лампочки» - Какой Леонид Иович был в быту? - Неприспособленный. Ему все было до лампочки... К слову, свою наивность, равнодушие к материальным благам, неприспособленность к бытовой жизни он вложил в своего героя Шурика. Шурик - это как бы Леня в молодости, интеллигентный мальчик в очках. В этой роли много лично от Гайдая. И потому герой получился таким обаятельным. Леня был полностью нацелен на творчество. Он постоянно думал о кино, о сценариях. Приходил домой и молчал. Не могу сказать, что в обычной жизни Леня всегда шутил. Весь свой юмор он вкладывал в свои картины. Поначалу я даже сердилась, мол, почему все хозяйство на мне, я все на себе тяну. А он мне раз сказал: «Я без тебя не смогу, погибну». Как большой ребенок. И все же, хоть толком ничего в дом не покупал, однажды притащил домой четыре стула. Говорит, после съемок «12 стульев» остались. Я ему: «Ну зачем нам такие стулья, они вообще не вписываются». А он: «Давай оставим на память». Относился к своим картинам как к детям. - Читала историю, как вы его за луком отправили... - Да. Шел такой период, когда лук был в дефиците, очереди за ним длиннющие. А Леня инвалид войны, и ему разрешается без очереди. Смотрю, очередь стоит к машине с луком. Иду домой, говорю: «Леня, там такая очередь! Пожалуйста, сходи купи хотя бы килограммчик». Он пошел и исчез на четыре часа. Возвращается - в руках авоська с килограммом лука. Отстоял всю очередь, потому что стеснялся лезть вперед. «Почему ты купил один килограмм, ведь давали три?!» - «Так ты же сказала килограмм!» У него на столе могла перегореть лампочка, а он говорил: «Слушай, Нинок, там у тебя лампочка перегорела». Он прекрасно водил машину, но когда с ней что-то случалось, мог прийти и сказать: «Нинок, у тебя там что-то капает». Я спрашиваю: где, что? «Ну не знаю, - говорит он, - я посмотрел, а там внизу что-то мокрое». А что капает - антифриз или масло, - его это не интересовало. Конфликты у нас бывали. Всему виной мелочи. Представляете, человек, собираясь по делам, первым делом надевает ботинки. И потом: «Ой, Нинок! Я папку забыл! Извини, я очки в комнате оставил. Будь любезна, принеси записную книжку...» И так до бесконечности! И каждый день. - Вы говорили друг другу о любви? - Нет. Я его спрашивала: «Ты меня любишь?» Он так смотрит на меня, у него глаза становились шире очков: «А что, об этом надо говорить?» Я ему говорю: «Ну а как же? Женщина всегда любит, чтобы ей говорили о любви...» Он: «Да?» И разговор сводил на нет. Хотя было время, когда Леня каждое воскресенье дарил мне цветы. ИСТОРИЯ ЗНАКОМСТВА «Большую женщину я не подниму, а маленькую буду всю жизнь на руках носить» «Свою главную женщину в жизни - первую и единственную жену - Гайдай встретил в Москве, когда учился уже во ВГИКе, - вспоминает писатель Федор Раззаков. - Роман между ними начался случайно. Нина как-то подошла к Леониду и возмутилась: почему, составляя график репетиций, он всегда ставил ее последней? «Я каждый раз ухожу домой в 12 ночи», - сердилась девушка. «А разве тебя никто не провожает? Тогда это буду делать я!» - сказал Гайдай и стал регулярно провожать ее до дома. - Однажды Леня с таким свойственным только ему чувством юмора говорит: «Ну что мы с тобой все ходим и ходим, давай поженимся!» - рассказывала Нина Гребешкова. - И я это восприняла как очередную шутку. «Да ты что, Леня, - говорю, - ты такой длинный (рост Гайдая был 1 метр 84 сантиметра. - Ф. Р.), а я такая маленькая (у нее - 1 метр 50 сантиметров. - Ф. Р.)». А он мне: «Ну знаешь, Нинок, большую женщину я не подниму, а маленькую буду всю жизнь на руках носить!» Предложения руки и сердца были и до Гайдая. Но да я ответила только ему. Помню, как сообщила маме, что выхожу замуж. За кого? За Гайдая. Она его знала. У нас бывали все сокурсники, в том числе и он. Мама спросила: «Почему за Гайдая? Ты что, не видишь у него недостатков?» «Они есть у каждого», - ответила я. «Если ты сможешь всю жизнь мириться с его недостатками, то выходи. Но если ты собираешься его перевоспитывать, напрасно потеряешь время». Мама была очень мудрая... МНЕНИЕ БИОГРАФА Писатель Федор РАЗЗАКОВ: Поддерживала мастера жизнелюбием - Нина Гребешкова признавалась, что ее главная роль - это роль жены, - рассказал «КП» писатель Федор Раззаков, автор биографий многих звезд советского кино. - Причем в это понятие она вкладывала двоякий смысл. По жизни ее главная роль - жены режиссера. Но и в кино с легкой руки Гайдая она сыграла много жен: жена Горбункова в «Бриллиантовой руке», жена Брунса в «12 стульях», жена Горбушкина в «Не может быть!», жена Хювянинена в ленте «За спичками». При этом она профессиональная актриса, ее ценили даже корифеи кино. Она в молодости снималась у Данелия, у Пырьева. Когда же фильмы Гайдая стали успешными, все стали говорить: ты играешь у мужа, занята, чего тебя звать? И приглашали мало. А муж из скромности снимал ее только в эпизодических ролях. Думаю, если бы не Гайдай, Нина Гребешкова стала бы ведущей актрисой. Но с таким беспомощным в быту мужем ей приходилось быть ему нянькой, организовывать и отдых, и работу. Гайдаю очень повезло с женой, она посвятила ему свою жизнь, создавая все условия для творчества. В жизни Гайдай не был веселым человеком, скорее весь в себе, самоед. А Гребешкова - абсолютный оптимист, хохотушка. И своим жизнелюбием она заряжала и поддерживала сомневающегося во всем мастера.

Нина Гребешкова: Многие думали, что я жена Никулина, а с Гайдаем ему изменяю
© Комсомольская правда