Гром прогремел: немой заговорил, а сковородка улыбнулась

В 1927 году «Великий немой» заговорил. Нельзя сказать, что в Голливуде это вызвало ликование. Скорее наоборот. Звук обнажал ворох проблем. Резко осложнялся мировой прокат фильмов. Предчувствие убытков терзало души продюсеров. Актёрам, освоившим особое искусство жеста и мимики, предстояло переучиваться играть. А кому-то предстояло научиться ещё и правильно говорить. У звёзд с плохой дикцией или очевидным акцентом наступала чёрная полоса жизни. Звук оставлял без работы целую армию тапёров и требовал набрать другую армию — звукооператоров. Предстояло грандиозное техническое перевооружение. Никто не знал, сколько денег оно потребует. Никто не знал, в каком виде звук утвердится в кино. Многие в Голливуде молились о том, чтобы как-нибудь пронесло — чтобы изобретатели звукового кино как-нибудь рассосались вместе со своими новациями. Но они лишь огорчали своей настойчивостью. Звук наступал на «Великого немого» по двум направлениям. В 1922 году американский изобретатель Ли де Форест усовершенствовал европейские разработки по размещению звуковой дорожки на киноплёнке. Его новшество, названное «Фонофильм Фореста», не заинтересовало голливудские студии. В 1923 году изобретатель организовал премьеру из 18 музыкальных короткометражек собственного изготовления, но успеха не добился. Звук его фильмов оставлял желать лучшего. В 1925 году компания «Bell Laboratories» разработала систему звукозаписи «Витафон». Звуковая дорожка фильма записывалась на граммофонную пластику диаметром 16 дюймов (40,64 сантиметра). Звук рвался в кино, и вопрос, по сути, заключался в одном: кто окажется первым? Кто свяжет новую эру со своим именем? Опередили всех «Уорнэры», сделавшие ставку на «Витафон». Выбор определило отличное качество звука. В 1926 году студия представила полнометражный, полностью озвученный фильм «Дон Жуан». Зрители услышали музыкальные номера и шумовые эффекты, но, увы, не услышали диалоги. Они подавались по-прежнему в виде титров. То есть это был «звуковой» фильм, но не «говорящий». Заговорило кино через год. Основатели студии фанатично стремились к лидерству. По воспоминаниям дочери Гарри Уорнэра, продюсируя фильм «Певец джаза», он заложил драгоценности жены, а семью переселил в маленькую квартирку. Мюзикл «Певец джаза» произвёл долгожданную революцию. Помимо музыкальных номеров и разного шума, в нём оказалось аж две минуты диалоговой речи. Но и этого оказалось достаточно, чтобы произвести фурор. «Подождите немного, вы ещё ничего не слышали!» Это были первые слова, прозвучавшие в американском «говорящем» кино. Случайная фраза, слетевшая с языка Эла Джонсона, понравилась Гарри Уорнэру, и он убедил всех её оставить. Фраза оказалась далеко не бессмысленной. Эра звукового кино началась, но зрители, действительно, пока ещё ничего не услышали. «Генерал» / THE GENERAL Считается, что лицо Бастера Китона окончательно окаменело в 1921 году. На самом деле маску невозмутимости он носил с детства. Его родители были цирковыми артистами. Во время представления отец с восторгом швырял сынишку в зрительный зал. Страховочный трос не давал ребенку убиться. Он взлетал к куполу перед носом у публики. В этом рискованном полёте лицо юного акробата не должно было выражать ни малейших эмоций — ни страха, ни радости. Он парил, как полено. Спустя годы эта маска легла в основу экранного образа. Неподвижное лицо комика зрители окрестили «сковородкой». В кино Китона привёл его дядя, весельчак Роско Арбакль. Первая же короткометражка «Ученик мясника», вышедшая в 1917 году, стала хитом. Потом была повестка на фронт, год в окопах Европы и возвращение домой с армией победителей. В начале двадцатых Китон, вдохновлённый успехами, основал собственную кинокомпанию. В это десятилетие его фантазия казалась неистощимой. Тот же подъём испытывали Чаплин и Ллойд. У всех троих идеи рождались в таком количестве, что они начали ими обмениваться. Если придуманный гэг не соответствовал своему экранному образу, его дарили коллеге. Среди критиков нет единодушия в оценке творчества Китона. Одни выделяют период с 1920 по 1923 год, когда он снимал короткометражки. Другие предпочитают его длинные фильмы, лучшими из которых считаются «Три эпохи», «Наше гостеприимство», «Шерлок младший», «Навигатор» и «Генерал». Сам комик вспоминал, что переход к полнометражным картинам был для него вынужденным шагом. Ему пришлось подчиниться диктату прокатчиков. «Едва ли комедия, — пожимал он плечами, — может быть растянута больше чем на 75 минут. Если в 1962 году «Генерал» имел успех, то только потому, что современная скорость проекторов сократила его на добрых полчаса». «Генерал», вышедший в 1927 году, Китон считал своей лучшей работой. Этот фильм был основан на реальных событиях Гражданской войны. «Я рассказал о том, как лазутчики северян пробрались во вражеский тыл в гражданской одежде и украли паровоз, — говорил автор. — Они хотели сжечь мосты, чтобы помешать поставкам боеприпасов и продовольствия армии неприятеля. И здесь начались гонки. Я старался как можно точнее воспроизвести ситуацию, а конец истории придумал». «Генералом» громко именовался маленький маневровый паровоз, курсировавший вблизи линии фронта. Его водил скромный патриот Юга, вступивший в смертельную схватку с диверсантами. Паровоз стал одушевлённым героем картины. Сцена погони, занимающая в ней центральное место, считается одной из самых изобретательных в истории немого кино. В отличие от предыдущих работ Китона, «Генерал» не встретил горячего приёма у публики. Картина принесла скромную прибыль. Такова была плата за попытку утвердиться в реальности. От Китона ждали другого — привычной нелепицы, того кинематографического бреда, за который американского комика шумно восхваляли французские сюрреалисты. В их глазах он был воплощённым образом современника, ушибленного цивилизацией и воюющего с вещами. Не случайно Луис Бунюэль посвятил ему восторженное эссе. Герой Китона казался мыслящим индивидом в мире абсурда. И маска Пьеро на его лице воспринималась как печать растерянности человека, пытающегося вжиться в этот безумный мир и мучительно размышляющего над его диким устройством. Это была грусть, проистекающая от предельно сконцентрированной мысли. Улыбнуться на экране Китону довелось только раз. В начале тридцатых продюсера Ирвинга Тальберга осенило: улыбка печального комика под занавес фильма вызовет умиление публики. Но на предварительном просмотре зал прореагировал на неё сдержанно. «Сковородка улыбнулась», — произнёс кто-то из зрителей, и улыбка Китона упала на пол монтажной.