На российских экранах документальный фильм о пионерах кинематографа В прокат вышли "Люмьеры!". Монтаж реставрированных фильмов пионеров кинематографа комментирует Тьерри Фремо, директор Института братьев Люмьер. Михаилу Трофименкову показалось, что он выслушал проповедь по-французски легкомысленную, но проникновенную. Название фильма двусмысленно, как сама фамилия первых режиссеров: Люмьер означает "свет". Звучит оно и как задорное "Во дают наши Люмьеры!", и как мистическое "Свет! Я вижу свет!". Институт братьев Люмьер в их родном Лионе почти что храм. В год столетия кинематографа он доверил избранным режиссерам снять минутные сюжеты камерой самих Люмьеров: так по огромным церковным праздникам выносят особенно чудотворные мощи святых, так получился фильм "Люмьеры и компания". Если институт -- храм, а Фремо -- первосвященник, то пророк -- режиссер Бертран Тавернье, президент института. В порядке творческой "дедовщины" Фремо часто ссылается на него. Но Тавернье -- особый пророк: воплощение жизнелюбия, любви к творчеству и парадоксам. Вот на экране учения альпийских стрелков: "спецназ" конца XIX века отчаянно пытается перемахнуть через невысокую стенку. Фремо почтительно цитирует Тавернье: "Теперь я понял, почему Франция проигрывала все войны!" Культ Люмьеров -- культ веселый, как само их творчество, напитанное радостью от одного того, что поезда прибывают, поливальщики оказываются мокрыми с головы до ног, а младенцы упитаны и требуют добавки. Но культ есть культ. Его сокровенная суть: кино Люмьеров, как Священное Писание, содержит все, что будет снято за минувшие с первого публичного кинопоказа 122 года, и все, что еще не снято. Вот, говорит Фремо, посмотрите на сцену, снятую оператором, сидящим вместе с моряками в шлюпке в бурном море: это же вылитый "Броненосец "Потемкин""! А план с неподвижными курильщиками опиума заключает в себе кино Ясудзиро Одзу: он тоже снимал с низкой точки. А жуткий пожар на нефтяных приисках в Баку -- это же первый экологический фильм-катастрофа! Фремо даже в невиннейших "Первых шагах младенца" видит формулу саспенса. Упадет младенец или не упадет? Ага, упал! Вот то-то. Прозреть Эйзенштейна в Люмьерах можно только в состоянии религиозного экстаза. Хотя благодаря им у человечества "открылся третий глаз", они оставались людьми "прекрасной эпохи". Поэтому гораздо убедительнее параллели между их фильмами и современной живописью. То, что зарисовки детских забав на лужайках -- ожившая вселенная Огюста Ренуара, очевидно. Но Фремо замечает, что и "Игра в карты" -- это оживший Поль Сезанн. Хотя не упоминает, что виды Лиона братья снимали с верхней точки, как писал Париж Камиль Писсарро. Что касается научных обобщений, то Фремо расставляет точки над i в очень существенном вопросе. Популярная философия кино гласит: его история сводится к борьбе "реалистической" "линии Люмьеров" и фантасмагорической "линии Мельеса". Сомнительность такой философии очевидна давно, но Фремо подкрепляет сомнения неопровержимыми уликами. Дело не в том, что Люмьеры задолго до Мельеса открыли спецэффекты, а в том, что ни о какой "жизни врасплох" в их зарисовках и речи не идет. Существуют, например, два "ремейка" знаменитого "Выхода рабочих с фабрики" братьев Люмьер. И повторяемость в них "спонтанных" деталей -- собака, пересекающая кадр,-- объяснима только одним образом: Люмьеры строго мизансценировали жизнь. Как, например, смело скомпонован легендарный фильм с рассекающей экран диагональю поезда, вечно прибывающего на вокзал Ла-Сьота. "Случайные типажи" на перроне -- актеры, точнее говоря, типажи, получившие актерское задание. Они не играют, а актерствуют, но какая разница. В сценках уличной игры в шары или игры в карты на террасе кафе непременно присутствуют безбожно комикующие типы, не дающие зрителям забыть, что они лицезрят нечто безумно забавное. Проще говоря, жаль, что Фремо не пришла в голову эта аналогия: они выполняют функцию закадрового смеха в ситкомах. Но главное в фильме не зоркость Фремо-аналитика и не экстаз "верующего" Фремо. Главное -- одна фраза по поводу снятого кем-то из операторов Люмьеров сценки на взморье: "Единственный сюжет этого фильма -- его красота". Воистину так. Красота мира -- единственный сюжет и фильмов Люмьеров, и фильма "Люмьеры!".