Классика с отделкой. Надо ли идти на фильм «История одного назначения»?
От сумы и тюрьмы... Новый фильм Авдотьи Смирновой, вышедший на экраны в минувший четверг, основан на реальных событиях. Время действия кинокартины «История одного назначения» приходится на 60-е годы позапрошлого столетия, а в центре её – случай, приключившийся с Толстым во время его работы над романом «Война и мир». И в сюжет картины попал не один инцидент, а целая цепь событий. «История одного назначения» крайне реалистично изображает взаимоотношения чудовищной машины, именуемой государством, и простого человека, живущим обособленно от неё. Во всяком случае, пытающегося. Не обошлось и без философии, рожденной поступками реально существовавших полтора столетия назад людей. Справляясь с бытовыми неурядицами и довольствуясь редкими минутами счастья, люди порой даже и не задумываются о том, что в любой момент времени они могут оказаться в руках пристрастного правосудия. Также в контекст сюжетной линии непринужденно вошли вечные понятия вроде дружбы и патриотизма, смысл которого вечно толкуется очень широко. Помимо противостояния вселенского и ничтожного, абсолютного и относительного этот фильм – трагичная, но не лишённая сентиментальных мотивов, каноничная повесть о смятении простого человека, его борьбе с пороками и совестливости, безрассудная попытка дать определение мифической русской душе: что она такое? Зрителю простых ответов не будет, к ним подтолкнут разворачивающиеся в картине события. Музыка и... Баста! Связь прошлого и настоящего четко прослеживается не только в темах, которые беспощадно транслирует Смирнова, но и в парадоксальном звуковом ряде. Саундтрек к киноленте написал Василий Вакуленко, более известный как рэпер Баста. Необычное сочетание размеренного, почти литературного повествования и мощных битов усиливает ощущение – несмотря на то, что фильм рассказывает о людях и нравах далёкого времени, режиссёр ведет диалог с нами о дне сегодняшнем. Нетривиальная подача простой истории подчеркивается авторской позицией режиссера, которая недвусмысленно всплывает в финале. А это заставляет задуматься: а не исповедь ли перед нами исповедь. Признание в бессилии перед обстоятельствами, алчность, тщеславие и до сих пор остаются естественными формами существования для многих людей. Впрочем, грехопадение и человеческие слабости в данном случае прекрасно рифмуются с немощью государственной. Царь-батюшка, как символ власти, остаётся за кадром – он постоянно чем-то занят, углублён в дела значительные и важные, – но это не мешает ему обрести вполне конкретные черты характера, с успехом переносимые на сегодняшний день и периодически сменяющихся обитателей Олимпа. Именно потому заключающие картину слова Толстого не только обретают двойной смысл, но и вызывают неподдельный страх: «что же будет с нами дальше?»
