Этюд в багровых тонах

Смотреть фильмы Балабанова сегодня невозможно. Просто не понимаешь, как такое могли снимать. «Кто им разрешил?!». Если пересматривать, ну допустим, «Брата-2», режет глаз контраст между архаичностью деталей и обстановки (пейджеры, кассеты-печенюшки, ТВ-6, Ирина Салтыкова – где это все?) и актуальностью политического комментария. Хочется написать режиссеру в комментах: «За Севастополь ответили!» - только вот он не дожил, да. Может быть, и порадовался бы. Хотя не факт. Не все понимают разницу между героем и актером. Еще меньше тех, кто понимает разницу между авторской позицией и художественной правдой. Сергей Бодров признавался, что ему очень некомфортно было говорить товарищам с Кавказа те слова в трамвае, которые стали чуть ли не слоганом. А как органично звучит. Изумляют американские актеры, они в «Брате-2» говорят такие вещи, за которые по нынешним временам автоматом вон из профессии и поражение в правах. Ну, вы помните. «Долбаные н…» Если вы аплодируете в обоих случаях, или ужасаетесь в обоих случаях, это же проблема не автора, это ваша проблема. Братья Багровы, конечно, бандиты и отморозки, но это не Балабанов придумал поговорку «Данила наш брат, Путин наш президент», а вовсе «Комсомольская правда». «Комсомольская правда» и художественная правда – очень разные вещи. Или явления. Или понятия. Был ли Балабанов расистом и ксенофобом? Возможно, также сексистом и гомофобом. И что, это делает его менее талантливым режиссером? (Верно и обратное, кстати). По сценарию, героиня первого «Брата» не какая-то люмпенша, а матерая садомазохистка, и кровоподтеки на ее лице и других частях тела от сексуальных практик, а не от пьяных побоев. Сам режиссер, вероятно, был не чужд определенных увлечений, что отразилось в других фильмах – в том числе и тех, которые сам Балабанов ценил выше, чем сагу о Багровых. Ближе, так сказать, к душе. Если рассматривать «Груз-200» не только как острое публицистическое высказывание на тему ностальгии о Советском Союзе, но и как художественную картину, внезапно окажется, что герою-маньяку режиссер сочувствует едва ли не больше, чем похищенной девушке. Поэтому так ужасающе естественно легла в контекст картины песня «На маленьком плоту» - мы наконец-то увидели ее аудиторию, так сказать, в максимуме. Те, кто работал с Балабановым, вспоминают, что при первой встрече он производил впечатление бомжа, невесть как попавшего на съемочную площадку. В грязной болоньевой куртке, тельняшке, с неопрятной бородкой и рукой на перевязи. А это он уже был на пике успеха, снимал «Морфий». Ну и баловался, как говорят, опиатами тоже. Балабанов казался «народным», но никогда не был. Это роднит его с нынешним кумиром почвенников Юрием Быковым, который тоже любит надорвать тельняшку на груди. Однако, в отличие от Быкова, Балабанов не рефлексировал по поводу отношения к нему интеллигентной аудитории, точно знал, что он делает, и воплощал в кино то, что ему самому казалось интересным. И неважно было, сколько людей воспримет новый фильм как личное оскорбление, главное-то – что личное! Потом интерес пропал, пошли диалоги через губу, картонные драмы, вялая режиссура. Потом он умер. Алексей Балабанов, по всем современным представлениям о человеке искусства, был совершенно невозможен. Но он был. И это прекрасно.