Недосягаемый для словесного выражения
Сразу же после мировой премьеры фильма «Грех» на Римском международном кинофестивале Андрей КОНЧАЛОВСКИЙ ответил на вопросы «АН». – ПОЧЕМУ вы решили писать сиквел «Андрея Рублёва» спустя 50 лет? – Такой цели не было. Просто когда я уже написал сценарий, то подумал: да я ведь уже размышлял на эту тему. Работа с Тарковским тоже не прошла бесследно. Хотя мы часто спорили. Например, «Иваново детство» я предлагал перемонтировать. Он не соглашался и просто прогонял меня из монтажной. – Если я правильно понял, послание вашего фильма можно прочитать так: искусство Микеланджело не возвышает дух верующего человека, а тешит, ласкает душу эпикурейца, и в этом грех. Так ли это? – Каждому, кто даст мне варианты смысла фильма, я скажу: и вы правы, и вы правы. – Но я прав? – И ты прав тоже. Почему я так говорю? Потому что есть вещи, о которых не хочется распространяться. Был такой учёный – Людвиг Этгенштайн. Он писал: о том, о чём нельзя сказать словами, лучше молчать. Я думаю, что в искусстве должны быть моменты, недосягаемые для словесного выражения. – Названия ваших последних фильмов – «Рай», «Грех» – содержат некоторую религиозную коннотацию. С чем это связано? – Я не могу объяснить, как это случилось. Это подсознательно. Два последних – да, но предыдущие ведь нет. А сейчас я снимаю фильм совсем о другом. Я думаю, что названия моих фильмов как-то вибрируют от их сути. Эта картина вообще могла называться «Монстр». Потому что этот монстр (исполинский кусок мрамора. – Прим. ред.) есть в картине. И эта тема звучала по мере работы над картиной всё громче и громче – об отношениях человека с камнем. Взаимоотношения Микеланджело с мрамором – это особая история любви. А потом после поездки в Каррару возник целый образ каменотёсов. Как, помнишь, в школьном сочинении «Образ народа в «Войне и мире» Льва Толстого». Возник образ каррарцев, очень мощный. Они все не актёры. Из 800 я выбрал 50. И получился «любовный треугольник»: каррарцы каменотёсы – мрамор – Микеланджело. – А точно ли треугольник? Мне показалось, что там у вас прорисовывается «четырёхугольник»: потому что там у вас ещё есть подмастерье, любовь к которому в душе Микеланджело оказалась вытесненной любовью к мрамору. – Это чувственная любовь, а фильм не про чувственную любовь. Да, Микеланджело был бисексуален, как и большинство художников того времени. Но это не определяло его жизнь. Его жизнь определяли другие вещи. А у кого-то чувственная любовь определяет жизнь. – Но вы ведь снимали не биографический фильм, а художественный, с борьбой эмоций... – Нет, его сексуальная ориентация в его жизни не играла большой роли. Хотя в некоторых его скульптурах она явно прослеживается, например в Бахусе или в странных сосках Медичи, там есть какой-то сексуальный подтекст. Но в принципале просто любил тело. И женщины его так же прекрасны, как и мужчины. Он любил плоть, это несколько другое. - И любовь к мрамору вытеснила в нём любовь к человеческой плоти? – Пусть решают зрители, а я не буду отвечать на этот вопрос. – Вы как художник заинтересованы во зле? Потому что не будь зла, не было бы и борьбы добра со злом, не было бы драмы, не о чем было бы писать сценарии и снимать фильмы. – А как же! Для художника зло всегда интереснее добра. Недаром у Гоголя прекрасно получилась первая часть «Мёртвых душ», а вторую часть он вынужден был сжечь. Ведь самое интересное во зле это его привлекательность. Если бы зло было непривлекательным, не было бы греха. – Вы пригласили актёра Альберто Тестоне на роль Микеланджело, потому что он похож на Пазолини и даже играл роль Пазолини в кино. Почему? – Во-первых, я знал Пазолини. У него была спальня в квартире нашей общей знакомой актрисы Лоры Бетти, которая снималась у Пазолини и Бертолуччи. И я даже ночевал в этой спальне, когда он был в отъезде, и ухаживал за котами. Почему мне пришёл в голову Пазолини? Потому что у него очень простое лицо. Скуластое, как у Микеланджело. Он абсолютно похож на русского крестьянина. И когда я отчаялся найти актёра, то сказал: ищите боксёра. Искали, но не нашли. Тогда я сказал: ищите человека, похожего на Пазолини. Мне сказали: есть один артист, который играл роль Пазолини в фильме. Я сказал: давайте его сюда. Я с ним поговорил, он мне понравился, и я его взял.
