Президент ФЗНЦ Максим Шугалей рассказал о заключении в Ливии

Президент Фонда защиты национальных ценностей Максим Шугалей дал интервью Марии Бутиной в рамках проекта «Своих не бросаем». В мае 2019 года Шугалея вместе с переводчиком Самером Суэйфаном задержали в Триполи. Социолога заподозрили во вмешательстве в местные выборы. Российские власти настояли на освобождении учёного, и в декабре 2020 года он вернулся на родину. Максим Шугалей рассказал об обвинениях и пытках в ливийской тюрьме.

— Я смотрела фильмы «Шугалей» и «Шугалей-2». Киношный Шугалей и ты похожи?

— По сюжету похожи. Но, мне тяжело оценивать. В чём-то было лучше, в чём-то — хуже. Я оцениваю не себя и Кирилла (Кирилл Полухин исполнил роль Максима Шугалея в фильмах «Шугалей» и «Шугалей-2». — RT), я оцениваю ситуацию, показанную в фильме. Многие вещи я просто не мог видеть, потому что был в камере. Но так очень похоже. Молодцы ребята, хорошо сделали.

— Выход фильмов помог?

— Помог. Даже на допросе сказали о фильме. Отношение изменилось. Они стали боятся... Мне говорили о том, что идёт давление на консульство в Ливии и в Москве. Они не знали, что делать, и это, в том числе, сыграло ключевую роль в том, что я нахожусь здесь.

— Помнишь свои первые дни в Ливии?

— Помню, да. На самом деле, хорошая страна, много хороших людей. Первый месяц был более-менее спокойный, а потом началась активные боевые действия (в Ливии с 2014 года идёт гражданская война. — RT). Несмотря на это, город жил. Дети играли в футбол возле домов. Магазины открыты, всё открыто.

— В Ливии вы делали исследование для форума «Россия — Африка» (первый саммит и экономический форум «Россия — Африка» прошёл в октябре 2019 года в Сочи. — RT). Ваш арест был направлен на то, чтобы испортить впечатление от форума?

— Была задача понять к этому форуму, что происходит в Ливии. Мало того, что Ливия современная, можно сказать, не изучена, но тогда никто не знал до конца, что там происходит.

И плюс, конечно, моя встреча с Сейфом аль-Исламом Каддафи (второй сын Муаммара Каддафи. — RT) поставила жирную точку. Этого не могли простить никак. Люди всегда называли его имя и поддерживали. Он адекватный человек, любит свою страну, и хочет продолжать политику дальше.

— Во время заключения ты был и в одиночных, и в общих камерах. Одиночное содержание, согласно всем характеристикам ООН, считается пыткой. Но некоторые говорят, что перенести его проще, чем пребывание в многолюдной общей камере. Что было для тебя тяжелее?

— Я провёл пять месяцев в общих камерах. Наверное, всё-таки одному первое время было легче, может, неделю—две. Какой-то отдых, можно отоспаться. То есть, большую часть времени я провёл в одиночной камере, где сидели обычно три человека. Это было помещение пять на пять метров. Плюс свой туалет, скажем так. А ещё есть 10-й сектор, и мне там довелось побывать: помещение полтора на полтора метра. Это бетонная душевая кабина. С дыркой в полу. И многие сидят там по три, четыре года, не выходя ни на работу, ни в библиотеку, никуда.

— Чего от тебя хотели на допросах?

— Тебя били?

— Не очень хочу вспоминать об этом. Самеру больше досталось (Самер Суэйфан — переводчик Максима Шугалея. — RT). Они из него выбивали всё. Он араб, знает хорошо арабский, английский. Папа у него из Иордании. И на Самера было давление. Но потом нашли переводчика. Стали уже работать со мной. Хотели выяснить, где находится Сейф аль-Ислам Каддафи. Второй вопрос был, что нужно России в Ливии, какие планы.

— А что-то тебе предлагали?

— Предлагали. Речь шла о том, готов ли я уехать в третью страну. Какую — они не называли. Я говорю: «Турция?» — «Нет» — «Европейская страна?» — «Да, европейская. Выбери страну, в которой ты хочешь жить». Ну, кто может решить так, что я выбираю страну в Европе, и я там буду жить. Кто это может сделать?

— Америка?

— Вот. Я говорю: «А что дальше? Почему? Вам зачем?» Они не отвечали, но говорили: «Мы перевезём твою семью. Дадим работу», — «Хорошо, давайте поймём следующее. Я не разведчик, хотя вы так думаете. Я никогда не был чиновником, поэтому не обладаю государственными секретами. И я не буду по телевидению или где-то ещё выступать против России. А так, я поеду от вас куда угодно. Хоть к чёрту на куличики, лишь бы уехать от вас, хоть завтра». Они сказали, что с представителем страны я встречусь через неделю. Ну, потом три месяца в одиночке.

— Что давало тебе силы жить дальше?

— Была война. И вся тюрьма ждала — сейчас войдут и освободят. Вот чуть-чуть. Когда всё это закончилось (активные боевые действия. — RT), наступил период отчаяния. Но я уже знал, что сняли фильмы, что возле консульства идут пикеты. Конечно, всех немножко подкосил коронавирус. Тюрьма ушла на полный карантин. Охрана перестала меняться — все жили внутри тюрьмы. Если бы кто-то заболел, слегли бы все сразу. Потому что иммунитет на нуле. Питались одними макаронами, никакого белка, ничего нет.

— Три раза в день одни макароны?

— Один. Зачем людей кормить три раза. Во-первых, это хороший бизнес. То есть, 4,5 тысячи человек находятся на маленьком пятачке. Помимо того, что есть бизнес на передачах, потому что купить продукты можно только рядом в магазине, а ценники там в 10 раз больше, чем в других местах. Во-вторых, это, безусловно, политическая составляющая — размен, деньги большие. Попытка выкупа, шантажа. Плюс надо понимать, что они ещё получают бюджетные средства. А содержание обходится почти в ноль.

— Тебе давали разговаривать с женой?

— У меня было два телефонных разговора: в марте и в конце июня. Адвокат со своего телефона по WhatsApp дал поговорить мне и Самеру.

— А письма от жены были?

— Да, по WhatsApp мне передали одно распечатанное письмо — это было в октябре. Остальные письма мне не отдали.

— С Самером сейчас общаетесь?

— Да, общаемся. Мы подружились. До отъезда в Ливию виделись с ним два раза. Он оказался в Ливии вообще случайно. Человек по образованию врач. Но так сложилось, что денег в семье не хватало, и он дал объявление. Поскольку Самер хорошо знает английский, арабский, то согласился на командировку и попал в эту ситуацию.

— Какие планы дальше на жизнь?

— Я буду продолжать работать в фонде. По всей видимости, стану его президентом (Максим Шугалей стал президентом Фонда защиты национальных ценностей 9 февраля 2021 года. — RT).

— Как семья?

— Семья отлично. Слава Богу. Я очень благодарен своей супруге. Вот, меня спрашивали про момент отчаяния. У меня не было ни разу сомнения в том, что вернусь. Но я очень боялся, что когда приеду, застану сын уже с усами и он скажет «Дядя, здравствуй». Я отвёл его в первый класс и уехал. В тюрьме считал: вот уже второй во класс пошёл, в третий. И очень переживал, конечно. Но, слава Богу, сейчас всё нормально.