Андрей Олех: "Это будет совсем не похоже на мои предыдущие книги"

— Сколько было черновиков перед тем, как трилогия о Безымянке вышла в печать?— Черновиков у меня всегда два: сначала я пишу от руки, а потом перепечатываю на компьютер. Электронный вариант правится бесчисленное количество раз. Но главные черновики никто не увидит — я думаю над книгами без преувеличения годами. За долгое время сюжет, герои и детали проходят жесткий отбор и, конечно, учет этим вариантам я не веду.

— Даете читать черновики близким? Как реагируют? Часто критикуют? Как вообще вы относитесь к критике и самокритике?

— Да, у меня есть фокус-группа из друзей и знакомых, никто из них не занимается литературой. Так что все написанное мной, тут же проходит испытание на живых людях. Это полезно для текста.

К критике отношусь очень спокойно. Если мне указывают на фактические ошибки, а они случаются, как бы ты ни старался их избежать, я исправляю. А все остальное — это вкусовщина. Мы живем в эпоху интернета и каждому из нас достанется быстрая критика, чем бы он ни занимался.

— Со скольки лет пишете, и были ли ещё книги до трилогии?

— Постоянно пишу с подросткового возраста. До "Безымянлага" были рассказы и серии рассказов. Вряд ли они когда-нибудь будут изданы, да это и не нужно. Я уверен, что любой начинающий писатель должен экспериментировать. Впрочем, поиски себя в творчестве не должны заканчиваться никогда. А с "Безымянлагом" мне повезло — первый роман и меня сразу заметили.

— Не имеющие представления о работе писателей убеждены, что те пишут по вдохновению. Сами писатели склонны говорить, что это рутинная работа: каждый день выдавать определенное количество страниц, бесконечно корректировать написанное, быть дисциплинированным, организованным. Чем в работе руководствуетесь вы?

— Мне нравится пример Сергея Есенина, у него такой яркий образ "поэта-гуляки" — зашел в кабак, намахнул и душа разродилась шедевром. Конечно, это ерунда. Достаточно посмотреть на его черновики, чтобы понять сколько там работы, а еще он очень много читал.

Поэтому могу только подтвердить все, что вы сказали. Вдохновение — секундное чувство, оно может подарить хорошую идею или удачную метафору, но сто страниц оно за тебя не напишет.

— Дисциплина — это про вас? И какие качества должны быть присущи писателю, по-вашему?

— Да, и я сам не перестаю этому удивляться. Никогда не считал себя дисциплинированным, но писательство сделало меня именно таким. Секрет прост — мне нравится этим заниматься, потому и заставлять себя не приходится.

Все писатели очень разные и "правильных" качеств быть не может. Я знаю даже таких, кто "страдает" от своего таланта, борется с ним, преодолевает и в этом черпает силы для творчества. Для меня это странно, но литература прекрасна своим многообразием и подходы к ней должны быть разные.

— Как вообще построен обычный день писателя?

— Я пишу по ночам. Иногда я пишу от руки, иногда перепечатываю, иногда правлю написанное — по настроению. Если тепло — стараюсь прогуляться после работы, перед рассветом хорошо думается. Зимой обычно готовлю еду, не знаю почему, но мне приходит много идей на кухне.

— "Безымянлаг" — книга с серьезным историческим подходом. "Улица свободы" тоже, частично, история. "Обмен и продажа" вроде бы художественный вымысел, как вы пишете в конце. Однако, если верить криминальной самарской прессе, банды все еще существуют. Насколько далеко Самара 20-х шагнула от "лихих 90-х"?

— Организованная преступность в том или ином виде была всегда, и большая ошибка думать, что когда-то было по-другому. Бывают времена, когда ее больше, бывают, когда меньше, но она никогда не исчезает. И эта темная сторона всегда готова проявить себя.

90-е в том самом виде не вернутся, как не может вернуться любое другое прошлое. Но если слабеет экономика, увеличение преступности — неизбежно.

— Работа над какой из книг трилогии была самой трудной?

— "Обмен и продажа" — она завершала трилогию, и сюжет у нее был строго расписан и продуман, мне не осталось никакого пространства для творчества, и я сам стал собственной стенографисткой. Вот тогда мне потребовалась вся дисциплина. Все самое интересное было уже готово и оставалась только работа. Это изнуряет, и я извлек из этого уроки.

— В "Обмене и продаже" вы описываете 94-95 годы. Вам тогда, как понимаю, было 10 лет. А из своей жизни вы помните какие-то примеры той эпохи?

— Человеческая память так устроена, что детские воспоминания — самые яркие. Неудивительно, что в мировой литературе так много книг про "детские годы". Так что в каком-то смысле я помню начало 90-х гораздо лучше, чем, например, прошлый год. Когда я в "Обмене и продаже" описывал ларьки на площади Кирова или Безымянский рынок, я все это брал из своей памяти.

Образы, ощущения, становятся ярче, если пережил их сам. Мне легко представить мою любимую улицу Свободы, какой она была 30 лет назад, — свет, зелень, запахи, тогда на ней жили иволги, и я помню, как они поют. Иногда по утрам приезжала настоящая телега, запряженная лошадью, привозили молоко. Для городского ребенка это было удивительно.

— В ваших произведениях много узнаваемых топонимов, что делает книги особо занятными для самарцев. Ждать ли в будущих работах этих "топонимических акцентов" и над чем вы работаете сейчас?

— Сейчас я пишу большой по объему роман о падении Волжской Булгарии — вторжение монголов, 1237 год. Эта книга о Средней Волге и, хотя прежние названия мест почти не сохранились, любой волжанин узнает родные места. Там очень много о Жигулевских горах (тогда они назывались Печенежскими) и о самой реке, она главная героиня.

Еще в ближайшее время выложу в общий доступ серию повестей, о чем они и какими будут — пока секрет. Но, надеюсь, удивят читателей — это будет совсем непохоже на мои предыдущие книги.

— В беседе с Волга Ньюс пять лет назад (тогда готовилась презентация первой книги из трилогии) вы рассказывали, что отправляли "Безымянлаг" в разные студии в качестве сценарной заявки, но тогда дальше идеи дело не пошло — из-за отсутствия денег на съёмку "ретро" и создание реальности 40-х годов. Однако другие части трилогии тоже очень кинематографичны, с увлекательным сюжетом. Да и эпоха "помоложе", не нужно закладывать условные "полкило платины" на костюмы и декорации. Есть ли сегодня планы запустить эти книги на экран?

— Литературный и киношный миры — очень разные и живут они по разным законам. Я сейчас не о творчестве говорю, а про сам бизнес. Для того чтобы экранизировать произведение, нужно заниматься исключительно этим, а у меня просто не хватает на это времени. Но вот в этом марте одна студия снова попросила прислать им синопсис "Безымянлага". Может когда-нибудь из этого что-то и получится.

— Из того же интервью 2016 года: "У меня есть весьма амбициозная цель — попытаться создать мифологию городских окраин". Насколько продвинулись в реализации?

— В 2016 году я имел в виду Безымянскую трилогию, тогда свет увидела только первая книга. Две следующих, "Улица Свободы" и "Обмен и продажа", как раз и развивают тему "мифологии городских окраин". Все три книги рассказывают историю Безымянки второй половины XX века, так что для меня вопрос закрыт, свою цель я выполнил. А насколько хорошо у меня получилось — судить читателям.

— Что думаете о феномене городских волонтеров, например, проекте "Мой Металлург"? Это стало, прямо скажем, приметой времени. В чем истоки, насколько это важно и нужно?

— Все именно так — настоящая примета времени. Люди самоорганизовываются, пытаются решать проблемы места, где они живут, делать его лучше, изучать и сохранять его историю. Мне кажется это настолько естественным, что я даже не задумывался, какие у этого истоки. Наверное, раньше в нашей стране все это решалось на уровне власти, и, пожалуй, это не всегда хорошо.

Люди должны чувствовать, что этот город, район, дом — принадлежит им. Да, это не всегда просто, особенно когда речь идет о благоустройстве, но если ты вкладываешь себя, то и место становится по-настоящему родным.

— Есть ли книга, которой особенно гордитесь?

— Называю это "пятиминуткой самовосхваления". Больше всего в "Безымянской трилогии" мне нравится не отдельная книга, а то, как получилось рассказать о судьбах героев, мест и вещей, их пути длиною в 50 лет. Не все персонажи заметны в последующих частях, но внимательный читатель может обнаружить каждого. Это одновременно и литературная игра и правильный, как мне кажется, способ повествования. Вот этим я горжусь.

— Насколько благодарен труд писателя? Удается ли зарабатывать на этом?

— На одном человеческом теле хватит пальцев, чтобы пересчитать всех современных русских писателей, кто действительно этим хоть сколько-то зарабатывает. Но кому вообще живется легко? Так что в финансовом плане — нет, неблагодарный. Но разве есть в мире более ценная вещь, чем заниматься любимым делом?

— Как относитесь к пиратским ботам, где можно бесплатно качать книги авторов? Отстаиваете авторское право?

— В современном мире невозможно приватизировать информацию. Книга является моей только до тех пор, пока лежит на моем компьютере, в тот момент, когда она появляется в сети, она принадлежит всем.

Я не зарабатываю на своих произведениях, тем легче мне поддерживать свободу доступа к любым знаниям. Так, что это скорее вопрос к книгоиздателям (это относится и к электронным версиям) — им надо думать, как на этом зарабатывать и как искать новые модели на рынке, если старые больше не работают. Дело писателя — писать.

— Вы упоминали, что ваши любимые писатели — Набоков, Достоевский, Джойс, Кормак МакКарти. Добавилось ли что-то к этому списку за пять лет, и кого из современных писателей можете рекомендовать?

— За последние годы я очень много прочитал современного фэнтези, фантастики, детективов. У людей существует предубеждение, что жанровая проза уступает "высокой". В XXI веке все изменилось, прямо на наших глазах происходит взлет жанровой прозы. Это настоящая революция, которая происходит прямо сейчас, и мне жаль, что многие из-за сложившихся стереотипов пропускают замечательные книги.

Я могу долго об этом рассуждать, но лучше просто почитать Кадзуо Исигуро, Нила Стивенсона, Паоло Бачигалупи, Брендона Сандерсона, Джо Аберкромби и убедиться в этом лично.