Войти в почту

«Хвататель котов и успокоитель бабушек»: кинооператор рассказал, как стал спасателем-добровольцем

Волонтерская помощь при чрезвычайных ситуациях распространена во всем мире. В России по инициативе МЧС активно волонтерство начало развиваться с 2000-х годов. На данный период в стране сформирован пласт профессиональных сообществ добровольных спасателей, работающих с МЧС по заключенным договорам и соглашениям. Главными видами работ, выполняемыми добровольными спасателями, являются поиск пропавших людей в городской и природной среде, спасение животных, дежурство в добровольном пожарном карауле, оказание социальной помощи и помощи на массовых мероприятиях. Но кто же они — добровольные спасатели? Об этом в интервью «Вечерней Москве» рассказал кинооператор, фотограф, доброволец общественной организации «СпасРезерв» Владимир Мерников.

«Хвататель котов и успокоитель бабушек»: кинооператор рассказал, как стал спасателем-добровольцем
© Вечерняя Москва

— Владимир, кто же такие добровольцы?

— Обычные граждане, решившие помогать людям. Главное отличие добровольных спасателей от других волонтерских групп определяется нашей сферой деятельности. Мы все очень разные по темпераменту, по опыту, профессии. И по сути, мы объединены только идеей. Ведь добровольчество — неоплачиваемая работа на благо тех, с кем волонтер не связан ни контрактом, ни родством, ни дружбой.

Добровольческое движение — важное дело. Порой полезно окунуться в проблемы других. Понять, что лично ты можешь улучшить жизнь людей, помочь, и для этого не нужны ни высшее образование, ни статус, ни деньги. Только собственное убеждение и желание. Помогать как минимум приятно. Добро — всегда приобретение. Просто другие не знают об этом или пока не почувствовали.

— Почему тогда вы сделали своей профессией творчество?

— Глядя в детстве на пожарных, испытывал желание делать что-то подобное. Пожарный, милиционер, военный — это ведь мужская работа, слабохарактерным людям там не место. Но, став взрослым, понял, что мне не подходит дисциплина, я свободолюбивый человек. Ну и зарплата консервами, которую получали военные в 90-е годы, не устраивала. Поэтому желание заниматься творческой профессией победило.

— В вашей жизни большое место отводится фотографии. Поговорим об этом?

— Все просто: вижу подходящую историю, беру в руки камеру. Порой приходится сделать множество снимков, прежде чем удается вытащить на поверхность историю. Нужно найти и выбрать композицию, персонаж, освещение, удачный момент. Нынешнее кино в своей массе однодневное. Сериалы — товар быстрый, на его создание практически нет времени. К тому же оно устаревает, а фотография и через 10 лет будет актуальной. Кино — искусство комбинированное, требующее участия множества людей, тогда как фотографию можно сделать и одному. Главное, чтобы в конце концов получился рассказ.

Кстати, пожарные практически всегда ругают все, что снимается по их теме. В первую очередь в претензию ставится ненатуральность съемок. Возьмите «Огонь» — хороший фильм. Но все же нужно понимать, что это художественное, а не документальное кино.

Однажды в кинотеатре я наблюдал за семейной парой. Муж явно служит в пожарной охране. Жена смотрела фильм внимательно, а он ей шепотом все пытался доказывать, что это «все не то и все не так, не той системы огнетушитель, не то расстояние». Но, когда они выходили из кинотеатра, жена на мужа смотрела таким восхищенным взглядом! Вероятно, впервые осознала, какому риску он себя ежедневно подвергает. И лично ей было не важно, насколько достоверно изобразили историю, верной ли системы огнетушитель. Она на мужа смотрела как на героя. Вот для этого, думаю, Михалков и помог сделать это кино. И я уверен, что это чувствовали даже те, кто фильм ругает.

Наше общество повернуто лицом к каким-то странным людям, и это надо менять. Идеалы — парень на джипе, девушка с «утиными» губами, между которыми нет любви, а есть товарно-денежные отношения. Пошло это еще с 90-х годов, когда полностью поменялась система ценностей.

— Вы помните то время?

— Я хорошо помню распад Союза. Мои друзья-микробиологи в те годы работали рекламными фотографами, чтобы купить необходимое рабочее оборудование. Однажды к ним пришли люди в тренировочных штанах и сказали: «Мы будем возить из-за границы кепки, сланцы, а продавать станем здесь, на территории вашего учреждения». Некоторые персонажи занимались заработками на науке, не имея ни к фундаментальной, ни к прикладной науке никакого отношения.

Я помню все эти будки гласности. Как романтически-воодушевленные люди выходили с требованиями на площадь, думая, что за границей есть люди, которые изменят их жизнь к лучшему и сделают на этом месте город-сад. Прекрасные люди действительно были, но город-сад они планировали сделать совершенно в другом месте. Для своих детей, а не для нас. Просто раньше для этой цели нужно было Ленинград в блокаде держать, а в 90-х все стало проще.

Мой отец — военный, на момент распада Советского Союза подполковник сухопутных войск. До выхода на пенсию работа была связана с научными разработками, сталелитейной и броневой защитой. Мама училась в Киеве, историк. Познакомились мои родители в Германии, поскольку дедушка по материнской линии тоже военный. Затем они перебрались в Москву, где мы с сестрой на свет и появились. Отец в «развальные» годы зарплату получал пайком, мама водила экскурсии в Военно-исторический музей. Мы, дети, бегали по Покровскому собору, говорили с иностранцами на английском языке, и они, умиляясь, давали «бубльгамы». Не могу сказать, чтобы мы голодали, но какие-то вещи запомнились остро. Например, километровые очереди за молоком или то, что мама ночами шила нам куртки.

Еще запомнилось, как учительница в школе говорила: «Совсем недавно в стране была другая власть. Был Ленин, и в магазинах продавали серебристый хек. А теперь Ленин стал плохим и с прилавков исчез хек. Мне вас искренне жаль, дети. Потому что вы никогда не узнаете, что такое серебристый хек». А я сидел на уроке и думал: «Причем здесь хек и Ленин? Что такое хек? Есть же другая рыба. В конце концов, есть же минтай».

— Что предшествовало творчеству в вашей жизни?

— Риск и любознательность. С появлением на экранах фильмов Джеки Чана, Чака Норисса хотелось, подражая им, стать крутым парнем. Это как раз тот случай, когда искусство повлияло. Занимался конным спортом, альпинизмом, потом увлекся химией. Лет в семь сделал первый костюм для горения. Из дедушкиной шинели надергал войлок, положил на руку, поджог и наблюдал за тем, что получится. Потом смастерил термозащиту, накладку, которую мазал специальным гелем. Друг фотографировал, а я «каскадерил». Бедные родители! Этот интерес, наверное, от деда по отцовской линии. Он был пиротехником на Одесской киностудии. Но, к слову, надо сказать, что, лет с 12 проводя эксперименты, правила пожарной безопасности соблюдал. Огнетушитель всегда был под рукой.

После девятого класса поступил в политехнический колледж. Меня привлекал «экологический контроль и качество химических соединений». Производство продуктов питания, окружающая среда. А после колледжа были учеба-работа в «Тимирязевке» (Российский государственный аграрный университет МСХА имени К. А.Тимирязева — прим. «ВМ»), каскадерская школа.

— С чего началась ваша жизнь в кино?

— На территории Академии гражданской защиты в Новогорске базировался конный театр Мухтарбека Кантемирова (советский актер цирка, киноактер и каскадер — прим. «ВМ»). Поскольку мы с сестрой занимались конным спортом, ездили на конюшню помогать. Нас стали приглашать на съемки в кино: джигитовка, шоу, выступления, шашки. Одной из первых работ был фильм Карена Шахназарова про «бомбистов», где я снимался в роли молодого казака, у меня были густые усы и розовые щеки (смеется). Вот так, через каскадерство, в моей жизни появилось кино.

Начал работать на телеканале «Столица», фотографировал. Затем был один из самых ярких периодов моей жизни — учеба на курсах вторых кинооператоров на «Мосфильме». Учился у Петрицкого (заслуженный деятель искусств РСФСР), а среди педагогов были такие выдающиеся люди, как В. И. Юсов (народный артист РСФСР), Л. Г. Пааташвили (народный артист Грузинской ССР), Н. В. Немоляев (заслуженный деятель искусств РСФСР) и другие. От каждого из них можно было взять что-то свое, уникальное.

На практику попал в картину «Волкодав» Н. И. Лебедева. Интересный опыт, поскольку это было большое кино. Я старался учиться у настоящих профессионалов, с которыми судьба сводила. Например, у талантливого кинооператора Елены Ивановой. Ее последняя работа — фильм про летчика «Девятаев» режиссера Бекмамбетова. Каждый подобный опыт работы незабываемый.

— Работаете ли в кино сейчас?

— На данный период больше участвую в коротких жанрах, музыкальных, рекламных проектах. Снимаю «Квартирник у Маргулиса». Мне нравится, очень интересно.

— А с какого момента и почему началось волонтерство?

— В «СпасРезерв» меня привел товарищ несколько лет назад. На начальном этапе в добровольческом отряде я был задействован как фотокор. У меня была давняя мечта — сделать документальный фотопроект про пожарных. Но спасатели и пожарные — закрытая структура. Они не горят желанием сниматься, к ним просто так не подберешься. А тут товарищ предложил поснимать учения. Я на тот момент не знал разницы добровольцы или не добровольцы. Как мне охарактеризовал товарищ: «У добровольцев своя специфика, социалки больше всего».

Позже, собирая информацию, узнал, куда именно привел товарищ. Что добровольческий поисково-спасательный отряд «СпасРезерв» был создан в 2007 году. Сегодня наши базы располагаются в Юго-Восточном, Центральном и Восточных административных округах Москвы. Мы взаимодействуем с Департаментом ГОЧСиПБ Москвы, Главным управлением МЧС России по Москве и Российским союзом спасателей.

Конечно же, нельзя стать спасателем просто так. Вначале необходимо обучиться в УМЦ ГО и ЧС Москвы, пройти аттестацию в государственной аттестационной комиссии. Обучение спасательной работе проводится по стандартам, заданным МЧС. В учебном центре и добровольцев, и профессиональных спасателей обучают по одинаковой программе. Обучение включает в себя первую помощь, основы работы с альпинистским снаряжением, психологическую подготовку и основы пожаротушения. Дважды в год при содействии Департамента ГОЧСиПБ Москвы принимаем участие в учебно-тренировочных сборах. Получая профессию спасателя и проходя аттестацию, мы таким образом подтверждаем свое право участвовать в спасательных операциях наравне с представителями госслужб.

И поскольку у нас нет возможности апеллировать к статусу госслужбы, мы чаще всего обеспечиваем себе право участвовать в работе при чрезвычайных ситуациях только за счет инициативы, квалификации и навыков. Будучи сосредоточенными на определенных видах работ, изобретаем все более сложные и более эффективные способы работ. Фактически создаем профессию внутри профессии.

— Владимир, вы пару раз говорили о своих учителях в профессии. Есть ли такие люди в «СпасРезерве»?

— Для меня самые легендарные личности в отряде — это «дядя» Сережа Хаев, Валера Фомин и Анатолий Данченко. У них есть чему поучиться.

— Вы и на сегодняшний день в «СпасРезерве» участвуете как документалист, фотограф?

— Нет, я аттестованный спасатель. В месяц в среднем получается смены 3–4, иногда больше. Тут же много зависит от целого ряда обстоятельств. Это и загруженность на работе, и личные дела, и прочее. Сейчас я уже не только фотограф, но и промальпинист с комплекцией для разных техногенных щелей, «хвататель» котов и успокоитель плачущих бабушек. Но если где-то героическо-драматический портрет людей дела — камера под рукой.

— Откуда «СпасРезерв» берет заявки?

— Вызовы на пожары и ЧС передает Центр управления в кризисных ситуациях (ЦУКС, диспетчерская служба гарнизона пожарной охраны Москвы, номер «101»), а операторы Системы «112» передают вызовы на экстренные социальные происшествия.

— Что самое тяжелое в вашей работе?

— Добровольцы вообще — это история про то, как можно жить легко, скинув с себя груз лишнего. Узнать о проблемах, о существовании которых раньше даже и не подозревал. Поскольку в отряде все работают бесплатно, уходят «понты». Лос Плейнс? Моккачино? Ристретто? Кипяток есть — уже отлично!

Самое тяжелое — это понимание того, что ты не всесильный. Сложно принять, что может быть ситуация, когда тебе самому помощь может потребоваться. Ты можешь делать все в меру сил, навыков, но у тебя все равно может ничего не получиться. Например, лезет кот на дерево, люди зовут спасателей, приезжает группа, а кот перебирается на тоненькие ветки и в какой-то момент может спрыгнуть вниз. Потому что боится того, кто за ним лезет.

А есть пострадавшие люди. ДТП, не дай бог, еще и дети. И все зависит от времени приезда, количества задействованных рук. Ушел человек в полынью 30 секунд туда, 30 сюда, и все, ушел под воду. А вот чуть раньше, и, может, его можно было спасти.

И с этим нужно смириться, прожить и понимать это всегда. Но вместе с тем это осознание помогает мир воспринимать спокойнее. Бывает, приезжаешь на смену, расстроенный режиссер бегает по площадке, кричит: «Боже мой, что делать? У нас трагедия — задерживается барабанщик». А ты сидишь в кресле, смотришь на все это и понимаешь, что все это не трагедия. Трагедия совершенно в другом.