Мирская слава

Есть везунчики, которые однажды просыпаются знаменитыми, но их немного. Куда чаще публичные люди проходят несколько этапов: узнаваемость, известность, популярность. Продвинешься еще дальше — станешь знаменитым. Слава кому угодно вскружит голову, но в умной голове должно позвякивать напоминание о том, что предстоит обратный путь, и к нему надо заранее готовиться, чтобы потом не угробить нервную систему.

Так или примерно так рассуждал наш герой, который уже достиг вершин и самую малость не дотянул до вселенской славы Влада Листьева, Юрия Николаева или Юлии Белянчиковой. Его фамилия была будто специально придумана для телеведущего — Звездич. Многие думали, что это псевдоним, но он полусерьезно говорил, что ведет род от князя Звездича, выведенного в лермонтовском «Маскараде». Как бы то ни было, фамилия полностью отвечала статусу своего обладателя.

Звезда Валентина Звездича взошла в конце восьмидесятых, одновременно со «Взглядом», «До и после полуночи» и «600 секунд». Его еженедельная программа была микстом, где смешивались разные темы и жанры. Отечественный криминал с зарубежной попсой, продовольственные перебои с европейской модой, социальные взрывы со спортивными рекордами, медицинские новации с религиозными таинствами. Это могло быть безвкусной эклектикой, если бы не фигура ведущего — блестящего коммуникатора, артистичного, реактивного, безошибочно выбирающего верный тон. С равным успехом он мог разговаривать с бастующими шахтерами и через минуту на прекрасном английском обсуждать с Элтоном Джоном его последний диск. Телезрители каждый раз ждали от ведущего неожиданных поворотов и всегда получали желаемое.

Само собой, он был «укушен желаньем славы», как именовал это состояние Александр Сергеевич. Но звездная болезнь Звездича выражалась не в высокомерном поведении и превознесении своей персоны над другими. Напротив, он демонстративно вел себя на равных с коллегами, старыми товарищами, с уличной публикой. И люди это высоко ценили: надо же, знаменитость — а какой простой, приятный человек. От этого хитрый Валентин кайфовал, ему очень нравилось нравиться.

Страна переместилась в девяностые, переименовалась и преобразилась, вместе с ней изменялось телевидение, места на экране занимали новые люди. Программу Звездича закрыли, предложенный им новый проект не приняли. С главного канала он перешел на канал из первой пятерки, но и там дело не заладилось. За три года Валентин откатился в кабельную сеть. Будь в то время «Ютьюб», он бы, вероятно, раскрутил какой-нибудь формат, но время видеохостингов еще не наступило.

Тем не менее массовый зритель Звездича не забыл, и эту память надо было удержать. Он включил старые связи и стал регулярно появляться на разных каналах, где его подавали как легенду отечественного ТВ. В программе «Поженимся, что ли?» ему подбирали жену, в кулинарном шоу «Жуй!» он готовил сосиски с капустой (единственное, что умел), в оздоровительной передаче «Живи и не парься» показывал приемы дыхательной гимнастики, в бесноватой программе «Пусть себе базарят!» комментировал всякие дрязги-брызги.

Он мечтал осесть в жюри какого-нибудь телеконкурса — певчих двойников, танцоров, фигуристов, детей, чертей, без разницы. Тогда можно было бы регулярно торговать лицом, умничать, острить и получать фиксированную денежку. Но за эти места на телике шла яростная грызня, и Валентину не обломилось.

Зато его часто звали на субботние шоу по случаю юбилея той или иной звезды, где источали комплименты друзья и коллеги, они же тайные недоброжелатели виновника торжества. Там Звездич встречал вышедших в тираж тетушек-дикторов, которые в былые времена были не прочь закрыться с ним на полчасика в гримерке.

Он старался напоминать о себе, искал случая быть замеченным и отмеченным. В обязательном порядке ходил на похороны телевизионных персон, говорил под камеру печальные слова и потом мониторил, прошло ли в эфир. Такие мероприятия в силу неизбежных причин проходили все чаще.

А вот приглашения на ТВ, напротив, случались все реже. И прежде не слишком щедрые гонорары, вручаемые в конце съемки, стали мизерными, а потом и вовсе обнулились. Но это еще полбеды — из некоторых передач его просто вырезали, даже не извинившись. И совсем уж добил телерепортаж с церемонии «Лица года». На красной дорожке Валентина сняли рядом с блогершей и дали титр: «Леля Пузова со спутником». Он, Звездич собственной персоной, — спутник?!

После такого конфуза Валентин начал брюзжать. Давая желтой газете интервью под рубрикой «Где они сейчас?», сгоряча отхлестал ТВ по щекам: сплошь похабщина, потакание дурному вкусу, одно слово — зомбоящик. А кто руководит каналами — смех, да и только! Эраст мне свет ставил, Благодеев микрофон носил, Листиков вообще за пивом бегал! В кадре безграмотные неучи; каждая шмара, которая вчера постила какашки своего кота, теперь телеведущая! В общем, не видит он себя в современном эфире.

Интервью произвело эффект разорвавшейся клизмы, после чего телебоссы заключили картельный сговор: этого козла Звездича близко не подпускать. Не видит он себя — ну, значит, и не увидит.

И очень скоро Валентин кожей почувствовал: вот она и началась, жизнь после жизни. Телефон молчал, приглашений не было, деньги таяли. Ректор высшей школы телевидения, который еще недавно уговаривал Звездича пойти к нему деканом, технично слился. Впереди замаячила судьба вышедших в тираж дикторов, политических обозревателей, комментаторов и иных фронтменов былых времен. Судьба, называемая красивым словом «забвение».

Валентин велел себе крепиться и ждать нового шанса. Не бухать, поддерживать в тонусе тело и мозги, выглядеть опрятно и, если получится, модно. Еще давно он поклялся себе не красить волосы, когда начнет седеть, и не зачесывать плешь, когда начнет лысеть. Теперь, благородно старея, с усмешкой наблюдал по телику коллег-ровесников, сморщенные рожи которых украшали свежевыкрашенные и пересаженные шевелюры. Но, черт побери, этих кукол пускали в эфир, а его — нет!

Люди, совсем недавно считавшие за счастье встретить Звездича на улице, в ресторане, в магазине, поздороваться в подъезде, не узнавали его. Не делали вид, что не узнают, а реально не узнавали. И никакая доморощенная психотерапия не могла примирить его с таким положением дел. Надо было найти выход. И выход нашелся.

Если тебя вычеркнули из жизни там, где тебя знала каждая собака, надо уехать туда, где ни одна собака тебя не знает. Ты станешь не бывшим, а просто равным среди равных, что совсем не плохо и не обидно. И твое уязвленное, кровоточащее самолюбие обретет, наконец, покой.

Звездич взвесил варианты. Америка слишком далеко, Азия не рассматривалась, Англия была не по карману. Он сдал свою 200-метровую квартиру и дачу на Новой Риге и уехал на Кипр.

Там он арендовал мезонет (по-нашему — таунхаус) в городе Пафосе, излюбленном месте британских пенсионеров и вновь прибывших китайцев. Русские там, конечно, тоже имелись, но внимания на Валентине не фиксировали. В данной ситуации именно это и требовалось.

Размеренно-овощная жизнь ему понравилась. Он подолгу гулял вдоль моря, поднимался в горы, полюбил простые таверны и местную самогонку — зиванию.

«Что ж! Камин затоплю, буду пить... Хорошо бы собаку купить», — декламировал он Бунина, неспешно возвращаясь с морских купаний.

Но надо было как-то осваивать местный образ жизни. Для начала научиться водить автомобиль с правым рулем.

Взяв напрокат машину, Звездич ранним утром пристраивался в хвост идущему впереди транспортному средству и ехал за ним, повторяя все его маневры.

Некоторым водителям казалось, что их преследуют, они останавливались и устраивали Валентину скандал, но его это не смущало. Уже через неделю таких упражнений он вполне свободно рассекал по острову, время от времени матеря шоферов, едущих по встречке прямо ему в лоб. И лишь увернувшись, понимал, что сам по привычке выкатился на правую полосу.

Освоив технику передвижения, следовало двигаться дальше, а именно — завести какой-никакой круг общения. Киприоты, англичане, китайцы и руссо туристо интереса не вызывали. Но однажды в приморском ресторане приятная дама пригласила Валентина за столик, где ужинала компания соотечественников. Это были довольно молодые люди, ведущие бизнес на острове или перегонявшие извлеченную на исторической родине прибыль в кипрский налоговый рай. Мужчины смутно представляли себе, кто такой Звездич, но их жены, почитающие себя светскими львицами, имели представление.

Новые знакомые охотно приглашали Звездича на разные посиделки и приемы, брали его с собой на рыбалку и прочие морские увеселения. Валентин оживлял общество прибаутками о своих встречах со всевозможными випами, все было мило и весело, если бы не немой вопрос, исходящий от мужской половины компании: если ты такой великий, то почему такой бедный? Сами эти ребята, хоть и не форбсы, имели просторные виллы с бассейнами и пальмами, крутые тачки, а кое-кто даже яхты. Они симпатизировали Звездичу, ничуть не хотели его обидеть, но легкий дымок высокомерия проникал в чуткие ноздри Валентина.

Что же касается их жен и подруг, то от них исходили иные флюиды. Одна симпатичная мадам открыто приманивала Звездича, он уже собрался пойти на зов, но его уведомили, что муж дамочки досиживает срок за экономические преступления и скоро объявится, а субъект он мнительный и недобрый. Валентин остановился на распутье, но ситуация разрешилась сама собой: явился ковид.

Во время долгого локдауна Звездич пристрастился к философии, проштудировал Лао Цзы, Канта, других гигантов мысли. Уединение его не тяготило, даже наоборот. Он надумал отрешиться от суетного мира и запретил себе смотреть информационные программы и сайты. Но профессиональная привычка взяла свое, и однажды, включив новости, он обнаружил, что на Украине идет специальная военная операция.

Вскоре на Кипре появились украинские беженцы. Они были разными: от очевидно малоимущих людей до вельможных панов, арендовавших дорогие авто и ужинающих в лучших ресторанах острова. По-разному и вели себя — кто-то тихо сидел по углам, а кто-то являлся в пятизвездочные отели и требовал бесплатных завтраков, массажей и пляжных услуг. Изредка случались конфликты с русскими, но дальше словесных перепалок дело не заходило. Власти предупредили обе стороны, что в случае агрессивных действий надо заснять обидчика на камеру и отправить видео в полицию.

Каждые десять дней к Звездичу приезжала домработница Нина, привозила кастрюльки с едой, стирала-убирала. Вот и на этот раз, накануне Дня Победы, она переделала дела по дому, и Валентин вышел ее проводить. Женщина направилась через дорогу к своей микролитражке, украшенной гвардейской лентой.

И тут, едва не сбив Нину, рядом резко тормознула машина с желто-голубой наклейкой на лобовом стекле. За рулем сидел плечистый хлопец, сзади — женщина. Выпрыгнув из автомобиля, парень сорвал гвардейскую ленту и стал орать на Нину. Она не растерялась, достала из сумки смартфон, включила камеру. Парубок попытался вырвать смартфон, дернул за руку, Нина упала.

— Эй, что вы себе позволяете?! — закричал Звездич не утратившим былой красоты голосом, однако на украинца богатые обертоны произвели обратное действие. Он принял боксерскую стойку и двинулся на Валентина, которому надлежало срочно решить дилемму: отступить ли, позорно восклицая «хелп!», или встретить противника лицом к лицу, как в битве следует бойцу.

И в этот момент из автомобиля выскочила женщина и завизжала: «Стой, Микола! Не смей! Это же Звездич!»

Через час все четверо участников сканда ла сидели в таверне и пили зиванию, закусывая жареной барабулькой. Утихший Микола рассказывал Нине, как они с матерью добирались на Кипр из Чернигова, а сама Олеся Петровна, врач-педиатр, внимала легендарному Звездичу, распушившему хвост и сыпавшему байками из жизни знаменитостей, к которым, как внезапно выяснилось, он и сам до сих пор принадлежал.

Где-то далеко, за тысячи верст, рвались снаряды, а Звездич брал реванш за печальные годы забвения. Слегка при этом опасаясь, что услышит от пожилой женщины убойную фразу: «Я выросла на вашей передаче».