Эдита Пьеха: Я не привыкла быть богатой...

Те же большие серые, немного печальные глаза, тот же шарм, та же улыбка. Тот же приятный акцент, который все так же завораживает. Та же откровенность, с которой она отвечает на любой вопрос. Ей нечего скрывать - всем уже все доказала. Эдита Пьеха - это звучит гордо. Вот уже 85 лет.

- Эдита Станиславовна, пять лет назад был у вас - такое впечатление, что ничего не изменилось. Но вам, конечно, виднее...

- Кое-что, конечно, изменилось. Меньше стало озорства, которое пять лет назад еще было мне присуще. Сейчас уже какая-то степенность берет верх. Другое дело, что по своему складу я человек неуверенный в себе. Все время иду-иду, думаю: ой, наверное, не так, - остановлюсь, еще подумаю…

- Концертов сейчас немного у вас?

- По-всякому бывает. В Ленинграде я завела себе две традиции. Во-первых, даю концерт в день рождения… И это у меня позаимствовали, не спросив - все артисты теперь любят свои дни рождения справлять вместе с публикой…

- А вы были первой?

- Да! Но я не такая гениальная, как может показаться. Помню просто, как Фрэнк Синатра в каком-то большом ресторане отмечал свой день рождения. Подумала тогда: а почему мне так не сделать? Было у нас заведение под названием «Голливуд», и я выбросила такую афишу: «День рождения в Голливуде!» Потом подумала: а зачем в ресторане? Можно же сделать в концертном зале. И пошла афиша - «День рождения вместе с вами!»

Это первая традиция, а вторая - творческий отчет перед Новым годом, 30 декабря. Еще иногда меня приглашают участвовать в сборных концертах, но сольных у меня только два. Я не хочу никому навязывать себя, не хочется, чтобы публика говорила: «Ой, опять эта Пьеха». Надо: «О, Пьеха! Пойдем на Пьеху!» То есть я хочу, чтобы люди привыкли к тому, что я дарю им праздник… Гастроли тоже бывают. Но так, как было раньше - круглый год поездки, - конечно, уже нет.

- В материальном плане от этого не страдаете?

- Вы знаете, я не привыкла быть богатой. Даже просто состоятельной. Когда было много концертов, очень мало платили. Когда их стало меньше, гонорары возросли. Поэтому не могу сказать, что мне не хватает денег.

- А на корпоративы вас приглашают?

- Да. Раза два или три было такое даже, что - «Ах, такой гонорар предлагаете!? Это не про меня». Мне говорили: «Берите, пока не передумали». То есть иногда меня балуют богатые люди.

- Некоторые артисты говорят, что это унизительно, что они ощущают себя «закуской к пиву».

- Нет-нет, я все ставлю на свои места. Впервые в жизни в ресторане выступить меня пригласил Шуфутинский. В 1985 году я ездила с коллективом в Штаты. Тогда мы все думали: «О-о-о! В Америку!» Платили 50 долларов за концерт - «Какие деньги!» И тут Шуфутинский говорит: «Я вам заплачу больше, но в ресторане у меня споете». Я: «Как! Я буду петь в ресторане!? Это же кабак!..» - «Нет, это не кабак, там сидят люди, которые тоже хотят вас послушать».

Помню, вышла на сцену, смотрю: сидят, разговаривают. Спела первую песню. Перед второй говорю: «Знаете что, давайте так: я вам спою еще три песни, потом уйду - и разговаривайте, продолжайте кушать. Позже опять выйду - мне некуда торопиться, могу хоть всю ночь петь. Но вы, пожалуйста, слушайте меня - я для этого через океан летела». «Браво! Молодец!» И после этого я такие условия стала ставить. Вот меня приглашают в ресторан, я, во-первых, не стою на сцене - спускаюсь сразу в зал. Женщины тут же начинают рассматривать меня: «Ой, а у нее морщин не так уж много! А она ведь старше меня!» Все - рюмки отставлены в сторону. Мужики думают: а ничего еще бабка! И тут же начинают попутно и слушать. Это самое главное. И пока меня слушают, я имею право выходить на сцену.

- Все большие певцы рано или поздно прощаются со сценой…

- Когда меня перестанут слушать, когда скажут: «К сожалению, только половина зала продана», я сама решу: ну, значит, пора уходить.

- Говорят, Иосиф Давыдович Кобзон за вами когда-то ухаживал…

- Да. Но, вы знаете, я от него бежала. И он мне сказал: «Ты об этом пожалеешь». Причем как все было. Он позвонил в тот день, когда я развелась с Броневицким - первый звонок был от Кобзона. Говорит: «Ты будешь теперь работать со мной». - «Что?! Я ушла от Сан Саныча Броневицкого, чтобы к тебе уйти? Не-е-ет! Я ушла из «Дружбы», от Сан Саныча, чтобы попробовать себя лично утвердить, а не быть у тебя в антураже». Он говорит: «Я тебе предложение сделал: работать у меня, со мной...». - «Нет, я не буду у тебя работать». - «Ты об этом пожалеешь».

- Извините, а предложение работать - это что, говорит и обо всем остальном?

- Наверное. Но это не про меня. Кобзон перестал со мной здороваться, в сборных концертах встречались - отворачивался. И тут в 88-м году мы пересекаемся с ним в Афганистане. В честь нас, артистов, в посольстве был торжественный обед. Сидим за столом, вдруг Иосиф встает, открывает сумку: вот, говорит, пластинки вам свои привез, книжки интересные, сувениры - послу, посольству, все подписал. Ой, думаю, а я не сообразила подарки привезти: ехала же к солдатам выступать, а не в посольстве обедать. Короче, чувствовала себя некомфортно - сижу, опустив голову.

Вдруг в зал заходит женщина. Красиво одетая. В черном платье, и почему-то тапки у нее на ногах. Кобзон вскакивает: «Здравствуйте, вы супруга посла?» - «Нет, - говорит, - я официантка». Он сел. Дальше посол встает и говорит: «Моя семья очень любит песни в исполнении... - Кобзон голову поднял, уже приготовился встать. - Эдиты Пьехи». Все - после этого Иосиф стал здороваться... Нет, про Кобзона я могу говорить только хорошее. Это человек тоже от Бога, но нам было не по пути. Он хотел меня приватизировать, но не получилось. Потому что я полька, у меня чувство собственного достоинства на первом месте.

- При Сан Саныче попыток посягать на вас: на артистку или на женщину - не было?

- Были. Не помню, как вышло - где-то мы встретились с ансамблем скрипачей Большого театра. Это было очень давно, в начале 60-х, я только-только родила Илону. Сан Саныч аранжировал несколько песен с этим ансамблем, я их записала на фирме «Мелодия». И когда шла запись, руководитель этого ансамбля стал так на меня смотреть! Однажды говорит: «А вы уходите от Броневицкого, давайте выступать с нами. Я вам создам комфорт, будете по заграницам ездить - мне очень нравится ваш вокал...» Говорю: «Я замужем! У меня есть муж - руководитель, отец моей дочки. Вы что!» На этом закончили. Он умный был дяденька, сразу же сдался.

- Но вы же были такой яркой, необычной, западной, с шармом. Неужели не окружали многочисленные поклонники, желавшие чего-то большего?

- Вы знаете, я удивилась: на концертах цветы мне дарят дети и женщины. А мужчины - очень редко. Поделилась мыслями с одним своим знакомым, он сказал: «А вы знаете, сколько мужчин не хотят стоять в очереди?» То есть у мужчин, которым, может быть, я нравилась, была какая-то своя гордость. Каждый думал, что у меня море поклонников.

А я никого не подпускала, потому что не хотела сцен ревности Сан Саныча, который был патологически ревнивым человеком. Ему было достаточно того, что на меня кто-то посмотрел или сказал: «Ой, Эдиточка, как хорошо вы выглядите». Все - сразу: «Ну-ка иди сюда! У тебя что с ним?» И это привело к тому, что все-таки после двадцати лет я сказала: хватит, не хочу больше слушать это все.

- Тяжело было жить с Броневицким?

- Нет, интересно очень. Он же был таким талантливым! Шура поторопился родиться, понимаете. Если бы позже появился на свет, добился бы гораздо большего. А в то время ему постоянно обрезали крылья. Он же делал аранжировки, которых до него не было и в помине. Когда у нас репетиции шли, даже чихнуть нельзя было - «Перерыв объявлю - будете чихать». То есть он был узурпатором: требовательным, жестким. Но это было безумно интересно.

- На работе - да, а дома-то, наверное, - ужас?

- А у нас дом был? У нас была работа. «Работа, песни, города, и только так, и не иначе». Поезда, гостиницы, чемоданы. У нас отпуска-то практически не было, потому что в сезон отпусков мы по месяцу работали в Сочи и в Ялте.

- А вам не хотелось нормальной семьи, уютного дома?

- Конечно, хотелось, поэтому и попробовала второй раз выйти замуж...

- Вот вы сказали, что все время сомневаетесь. Но для того, чтобы решиться на развод после двадцати лет совместной жизни, нужно быть очень решительным человеком.

- А у меня тогда фантазия что-то разыгралась. Думала: а почему в день рождения он цветы мне не дарит? Спрашиваю - отвечает: «Ты же вечером на концерте получишь цветы, мои-то тебе зачем?» Или я ему говорю: «Ты мне изменяешь, я знаю, мне швейцар передал». - «Ну и что? Я ведь мужчина. Но я же тебя люблю! А это - просто так...» То есть у него была совершенно другая философия жизни...

Шура мне кличку дал: «Ты, говорит, жираф, до тебя очень долго доходит». Но когда до меня все это дошло: что он изменяет, а меня ревнует без повода, что у меня день рождения, а он считает: пусть чужие люди поздравляют, - я сказала: хватит.

- Много слез было по этому поводу?

- Нет, я научилась не плакать. Зачем? Умела трезво жить теми радостями, которые получала от публики, и ограничилась этим вакуумом. Да, потом захотелось попробовать других радостей. Но они оказались несовместимы с моей профессией. Потому что два последующих моих мужа женились на артистке Пьехе, а не на женщине...

А Сан Саныч все сразу понял. Даже просился обратно, говорил: я буду другим, перестану ревновать, ты меня не узнаешь. Понял, что со мной было интереснее. Потому что мы были творческим союзом.

- Его смерть стала для вас трагедией?

- Очень больно было. Но я умею боль терпеть, и не показывать, что мне больно. Уход Шуры стал трагедией для его мамы, которая пережила сына.

На похоронах, помню, Илонка, Эрика Карловна и я стояли в сторонке. А его вторая жена, которая ему изменяла, бросалась на гроб, кричала: «Откройте мне крышку, я хочу попрощаться!» А потом довольно быстренько вышла замуж за какого-то немца и уехала. Но это не важно, я никому не судья...

- В последние месяцы жизни Броневицкого вы общались с ним?

- Да, мы встречались на гастролях в Сочи. Стас был со мной. «О, это мой внук? Ай-ай-ай, дожил все-таки до внука... Знаешь, что тебе скажу, только не подумай плохо: у меня нет денег, она мне не дает - угости коньячком». Я удивилась: «Как не дает? Шура, на тебя это не похоже». - «Ну, угости». А она у него все деньги отнимала... Потом они были на моем юбилейном концерте - я пригласила их в зал. Когда все закончилось, он подошел ко мне, слезы вытирает. «Что с тобой?» - «Я такой дурак! Даже не знал, что ты так хорошо поешь!» Понимаете, он меня учил, учил, учил, а главная его цель была - сделать меня еще лучше. И его требовательность казалась бесконечной, он никогда не был доволен мною и не мог оценить...

Но память о Сан Саныче не умрет во мне, потому что он сделал очень много для меня, подарил мне судьбу, считайте. Единственное - вот эти его недостатки: эта ревность, эта мужская распущенность. «Я тебя только люблю, а это - просто так». Если бы над собой поработал, если бы искоренил, мог бы продлить нашу жизнь, и сам бы жил еще долго.

- Эдита Станиславовна, три мужа было у вас. И все они после расставания с вами вскоре умирали...

- Это не моя вина. Хотя, может быть, я была тем аккумулятором, который их подпитывал, не знаю. Сан Саныч умер от тромба. Второй муж, вернувшись к первой жене своей, - от разрыва сердца. Но он очень любил водочку. А третий - от инсульта. Я ни при чем здесь - мы были уже в разводе, и не один год.

- Эдита Станиславовна, а о будущем вы думаете?

- Ой, боюсь загадывать. Вы знаете, меня ведь уже хоронили. И не раз. В начале 60-х с венками приходили на 5-ю Советскую. Встревоженная, с плачами, с всхлипами звонит Эрика Карловна: «Мне Эдиту! Мне к телефону!..» - «Мама, это я». - «Нет, я не верю! Венки принесли, панихиду объявили по радио». Представляете? А оказывается, таксисты распустили слух. Дело в том, что у меня была хроническая пневмония, я ездила в Институт радиологии и пульмонологии, где еще от рака лечат. После каждого концерта меня возили туда на процедуры, пневмония так и не отступала. Потом я уехала на гастроли, таксистов перестала вызывать. И они решили: все, нет больше Пьехи.

Это первый случай. Второй - перед 60-летием статьи появились, будто бы я тяжело больна. Перед 70-летием - что это мой последний концерт, что я ухожу со сцены. И вот недавно мне звонит поклонник из Чимкента: «Эдита Станиславовна, неужели вы заболели? У нас огромная статья, что вы тяжело больны». Что дальше? Не знаю. Но так легко я не сдамся...

Дмитрий Маковский

Фото: А. Ломохова,

ТАСС, Ю. Белинский