Михаил Брызгалов: Рахманинова отменить нельзя

Представить классическую музыку без великих русских имен вопреки конъюнктуре Запада невозможно. Модест Мусоргский, Николай Римский-Корсаков, Петр Чайковский, Александр Бородин, Сергей Прокофьев, Дмитрий Шостакович — малая часть наших композиторов, кем восторгаются во всем мире. У генерального директора Российского национального музея музыки Михаила Брызгалова корреспондент «Вечерней Москвы» узнал, как оберегаются культурные ценности страны.

— Михаил Аркадьевич, музею в этом году 111 лет. Три единицы в цифре звучат как трижды первый. В чем музей трижды первый?

— Неожиданно звучит даже для меня. Отвечу так: во-первых, у нас самая крупная музыкальная коллекция в мире. В фондах музея около миллиона экспонатов и музейных предметов. Среди них редчайшие музыкальные инструменты почти со всех уголков мира. Имеются и единственные. Например, балалайка работы мастера Семена Налимова, которого нередко называли «русским Страдивари», скрипка которого у нас также в постоянной экспозиции. В концертном зале музея установлен старейший в России орган 1868 года работы немецкого мастера Фридриха Ладегаста. Также представлены первые в мире концертный электромузыкальный инструмент терменвокс и фотоэлектронный синтезатор АНС (Александр Николаевич Скрябин). Во-вторых, мы не только самый крупный, но и один из старейших музеев музыки в мире. А в-третьих, только у нас раритетные инструменты можно не только увидеть, но и услышать. Они все живые, в рабочем состоянии. В наших камерных залах проходят уникальные концерты, в которых на этих инструментах исполняются произведения по авторским рукописям, партитурам из архивов музея. Представляете, каково это — услышать Первый фортепианный концерт Чайковского по нотам, записанным композитором в тетради от руки?! Кстати, когда педагог и ректор Московской консерватории Рубинштейн впервые увидел эту партитуру, велел начинающему композитору ее переписать: мол, никуда не годится. В ответ молодой Петр Ильич сильно обиделся и не переписал ни одной ноты. Именно по ним была дана премьера, которая прошла с грандиозным успехом.

— И вы даете полистать эти рукописи музыкантам?

— Конечно. К нам часто обращаются дирижеры перед постановкой музыкального спектакля или исполнением произведения с просьбой увидеть оригиналы композитора. Ведь многие произведения, исполненные сотни и тысячи раз, приобретают налет интерпретаций. И в какойто момент кто-то говорит: «Стоп! Дайте посмотрю, как автор написал в оригинале. Что он имел в виду?» — и возвращает произведению первоначальный замысел композитора.

— Например?

— В прошлом году исполнилось 80 лет со дня первого исполнения знаменитой Ленинградской Седьмой симфонии Дмитрия Шостаковича. По этому случаю готовился эпохальный концерт в зале Санкт-Петербургской филармонии. К нам приехал маэстро Николай Алексеев и сказал: «Хочу подержать в руках оригинальную партитуру. Мне важно ее увидеть». И обнаружил в ней знаки, ранее никем не подмеченные. Они были проставлены рукой Дмитрия Дмитриевича в определенных местах. Значит, композитор хотел ими что-то сказать. Что именно, понимания пока не было. Ведь у рукописи уникальная история. Работу над симфонией Дмитрий Шостакович закончил, как известно, в декабре 1941 года, пребывая в эвакуации в Куйбышеве (Самара. — «Вечерняя Москва»). Анонсировал ее исполнение по радио. Потом с оригиналом приехал в Москву. Далее последовало знаменитое исполнение 9 августа 1942 года в Ленинграде, потом в Москве и далее по всему миру.

А в 1943 году Дмитрий Дмитриевич совершенно спокойно пришел в музей и сказал: «Возьмите, пожалуйста, рукопись. Я бы хотел, чтобы она хранилась у вас». И только сейчас выяснилось, что в Ленинграде, как и везде, играли уже по переписанной симфонии, а оригинал до 1943 года спокойно лежал у композитора дома, а потом, по его же просьбе, в стенах нашего музея. 9 августа 2022 года оригинал, написанный рукой Дмитрия Шостаковича, впервые за 80 лет в специальной бронированной витрине прибыл в Санкт-Петербург и его смогла увидеть публика, которая пришла на концерт по случаю 80-летия, в Большом зале филармонии.

— А в этом году в визитнице известного пианиста Александра Гольденвейзера обнаружили карточку с адресом 20-летнего Прокофьева. Первый был уже маститым пианистом, а второй — только студентом. Получается, уже тогда начинающий музыкант, не лишенный амбиций, продвигал себя?

— Тут и комментировать нечего: Сергей Сергеевич все правильно сделал — всем, кому считал нужным, оставлял свои визитки. Тогда были другие методы продвижения. Думаю, случись ему жить в наши дни, он бы, не останавливаясь, писал в соцсетях.

— Как вам живется среди экспонатов? Они, как в «Щелкунчике», не оживают по ночам, чтобы начать свою, невидимую нам днем, жизнь?

— Расскажу такую историю. Пять лет назад мы готовили выставку к 145-летию со дня рождения Сергея Рахманинова и Федора Шаляпина. Она была завязана на параллелях между судьбами двух великих и близких друг другу людей. Многие предметы в выставочных залах оказались впервые. В один из дней прихожу на работу. Первый, кто меня встречает — человек в форме, доблестно охраняющий музей. Традиционно, или в шутку, или всерьез, спрашиваю, как прошла ночь. И на этот раз слышу, что ночь прошла не очень спокойно. «Все ушли, мы закрыли музей, опечатали двери, выключили свет, остались одни, готовые выпить чаю, как наверху начался грохот. И это уже не первый раз». Улыбаюсь. Думаю, ребята не выспались. А мне: «Да что вы, там все ходуном ходит!» Показывают записи видеонаблюдения: увеличивают на экране темное помещение, где стоит неосвещенная экспозиция, и я собственными глазами вижу, как по залу летают белые шары: встречаются, сталкиваются, разбиваются, рассыпаются. Мистическое зрелище. Не поверил. Проверил на следующий день, когда была уже другая смена. Все повторилось. И так продолжалось, пока выставка не открылась. Все-таки энергетика в этих стенах есть. Связываю ее с вещами, которые принадлежали сильным личностям.

— Несколько лет назад музей из Всероссийского музейного объединения музыкальной культуры имени М. И. Глинки был реорганизован в Российский национальный музей музыки. Вы довольны результатами?

— Реорганизации не было. По решению Министерства культуры музей сменил название. До переименования он у большинства ассоциировался с Михаилом Глинкой. Слово «имени» терялось, и большинство к нам шло как в дом, где жил композитор. Для многих он не был в списке обязательных к посещению, потому что мало кто знал, что музей в целом о российской музыке — ее истории и современности. Получив статус национального, музей обрел значение национального достояния России в области музыки. Сегодня мы расставляем смысловые акценты именно на традициях русской музыки.

— По сути стали лицом российской музыки?

— Именно так. Мы не только исследуем и демонстрируем историю музыки, но и серьезно занимаемся сбором артефактов современности — из концертных залов, музыкальных театров, с фестивальных и съемочных площадок. Нам передают вещи наследники Георгия Гараняна, Микаэла Таривердиева, Георгия Свиридова. Эти материалы пополняют наши фонды. Через 50– 100 лет по ним будут идентифицировать жизнь и события наших дней.

— Что же передают?

— Фотографии, афиши, программы концертов, рукописи музыкальных произведений, посвящения современникам и так далее. Сегодня мы демонстрируем зрителям концертную одежду Сергея Рахманинова, Сергея Прокофьева, балетные платья Майи Плисецкой, Галины Улановой, костюмы Федора Шаляпина. Уверен, точно так же будут интересны вещи, принадлежащие современникам. Поэтому просим нам отдавать для будущих поколений. Недавно Денис Мацуев пообещал передать, как он сказал, очень дорогое, что у него есть, — личный футбольный мяч.

— Музей теперь ориентирован на массового зрителя, а не только на того, кто увлечен музыкой или ею занимается?

— Очень своевременный вопрос. Каждое время диктует свои правила. Считалось, что музей Глинки — для профессионалов. Сюда приходили, чтобы по имеющимся материалам написать студенческую или выпускную работу, диссертацию. Сегодня мы — музей для всех. Неважно, хорошо или плохо человек знаком с музыкой. Главное, чтобы он открыл здесь что-то новое, интересное. У нас установлено мультимедийное оборудование, проводятся трансляции, экскурсии и фестивали на стыке жанров и поколений, не говоря уже о многочисленных концертах.

— Как преодолеваете вызовы времени? Пандемия сильно подкосила?

— Сначала, как и у всех людей в мире, она вызвала полное непонимание происходящего. С другой стороны, она дала совершенно новые возможности. Мы научились делать то, чего никогда не делали: развивать онлайн-сервисы, проводить онлайн-экскурсии, лекции, ежедневно общаться с посетителями в социальных сетях. Мы научились создавать видеопрограммы. 2020-й был годом 75-летия Великой Победы, и мы готовились в мае устроить грандиозную выставку, посвященную музыке Великой Отечественной войны. И тут такое дело… Сначала мы сильно расстроились, потому что провели большую предварительную работу. Но в конце концов подумали и создали отдельный сайт в интернете — «Музыка героев». Пригласили к озвучиванию профессиональных драматических актеров, и у нас получился мультимедийный аудиовизуальный спектакль по нашей выставке. Аналогов проекту в мире не существует. Можете его увидеть в интернете. Один посетитель в отзывах признался, что смотрел трансляцию 32 часа. И это при ее продолжительности 40–45 минут.

— А спецоперация повлияла на посещаемость и запросы аудитории?

— В нашей стране нет людей, которых бы она не коснулось и которые делали бы вид, что ничего не происходит. Вместе со спецоперацией многое изменилось: тема патриотизма и любви к Родине обострилась и нуждается в постоянных дополнительных разъяснениях. Мы уже знаем, что подобное в нашей истории было, и знаем, как художник реагирует на потрясения — созданием новых художественных произведений. Сегодня мы очень внимательно за этим следим и ко Дню Героя Отечества 9 декабря готовим выставку «Песни героев». Она о музыке, которая сегодня звучит там, где идет СВО. Я познакомился со многими коллегами, выезжающими «за ленточку» и в приграничную территорию, чтобы поддержать бойцов, в том числе духовно и морально. Среди наших партнеров Евразийский союз композиторов. Он проводит постоянный мониторинг происходящих на линии соприкосновения событий, организовывает конкурсы и фестивали современной песни и музыкальных произведений, уже написанных в период СВО. Сейчас мы вместе собираем материал, чтобы его представить на выставке.

— В непростое время люди в музей потянулись или, наоборот, отстранились?

— В этом году мы планировали увеличить количество посетителей в полтора раза. И уже к 1 сентября этой цифры достигли. А впереди еще самые активные в плане посещаемости месяцы — октябрь, ноябрь и декабрь. Я иногда полусерьезно, полушутя отношу себя к директору завода, а не музея. У нас, как на конвейере, постоянный поток людей и событий, каждый день что-то происходит.

— Что с Центром реставрации инструментов, о котором говорили несколько лет назад? Он откроется?

— Речь идет о Центре реставрации струнных инструментов. Мы должны были открыть его совместно с итальянцами. Планировалось, что в нем итальянскому мастерству будут обучаться российские молодые реставраторы. Сегодня взята пауза. Уверен, временная.

— Вы и сейчас проводите выставки за границей. Как нашу культуру воспринимают за рубежом?

— В этом году в связи со 150-летием со дня рождения Сергея Рахманинова мы, главные хранители наследия композитора в России, проводим выставку «Сергей Рахманинов: «Я — русский композитор» в 40 странах мира. Я участвовал в ее открытии, выступал в Риме, Берлине, Дрездене, Париже, Люксембурге, Брюсселе, в Израиле. И в общении с местным населением, с простыми людьми, которым интересны творчество Рахманинова и русская культура, заметил, что мне говорят одно: «Мы не представляем свою жизнь без русской музыки, без Чайковского, Рахманинова, Шостаковича, Прокофьева». И ни один фестиваль в мире, посвященный Рахманинову, в этом году не был отменен. Несмотря на непростую ситуацию, его музыка звучит. И местные люди, с иронией улыбаясь, повторяют: русскую музыку отменить невозможно.

— Вы ежегодно организовываете для детей, студентов, молодых педагогов фестивали, конкурсы духовой музыки. Откуда посыл?

— Это другая сторона моей жизни. После трагических событий, в которых погибла большая часть коллектива Ансамбля имени Александра Александрова вместе с его руководителем и организатором Всероссийского духового общества генералом Валерием Халиловым (авиакатастрофа 2016 года в Сочи. — «Вечерняя Москва»), мне было поручено с 2017 года возглавить это общество. Поскольку большая часть моей жизни отдана игре на духовом инструменте и мы вместе с Валерием Михайловичем принимали активное участие в создании общества, я не мог отказаться или остаться в стороне. С тех пор для меня эта деятельность — общественная работа. Нам кое-что удалось сделать. Мы шесть лет проводим фестивали во всероссийских центрах «Артек», «Орленок», «Океан», «Смена», где организовываем так называемые духовые смены.

Предварительно дети участвуют в региональных конкурсах, по итогам которых формируются детские духовые оркестры для того, чтобы собраться всем вместе на одной площадке оздоровительного центра. Мы внимательно следим за географией коллективов и отдаем предпочтение сельским ансамблям, муниципальным музыкальным школам, а потом уже региональным и столичным. Таков порядок нашего отбора — не из центра, а с окраин. Кроме того, в прошлом году инициировали проведение профессионального конкурса для молодых преподавателей музыкальных школ и детских школ искусств «Виват, музыкант!». Участник должен быть до 35 лет. Мы думали, таких будут тысячи, а пришло всего 34 заявки. Тогда мы приложили усилия: подключили представителей музыкального образования и культуры на местах, вплоть до министров, после чего число заявителей выросло до 300.

— Музыка уходит в цифровой формат? Дети не хотят обучаться игре на живых инструментах?

— Желание родителей отдать ребенка в музыкальную школу никуда не делось. И число учащихся там увеличивается. У нас в стране чуть более 5 тысяч музыкальных школ. Из них более чем в 2,5 есть духовые отделения. Это неплохая цифра. По федеральной программе восстановилось производство тысяч отечественных музыкальных инструментов, чего не было со времен СССР. Большой интерес вызывают саксофон и флейта. Но мы агитируем обращать внимание и на тромбон, трубу, валторну, фагот, гобой. Они входят в «красную книгу» сегодняшней музыки. Играющих музыкантов очень не хватает. В них нуждаются как большие оркестры в Москве и Санкт-Петербурге, так и в регионах. Но, учитывая возрастающий интерес, я оптимистично смотрю в будущее.

— А сами берете инструмент в руки?

— Откровенно говоря, играть хочется, но, как порядочный человек, понимаю: одно дело — хочется, другое — показывать это не всегда прилично. Ведь надо постоянно заниматься, на что времени не хватает. Но моя прежняя жизнь была связана с активным исполнительством, многое помню, и, предварительно позанимавшись несколько дней, набираюсь наглости и выхожу на сцену с коллективом «Старая гвардия». Мы устраиваем джем-сейшен: ради удовольствия играем джаз, ретромузыку. Это происходит в дни профессиональных праздников.

СПРАВКА

Музей открылся в 1912 году при Московской консерватории и долгие годы носил имя ее основателя, пианиста, дирижера, выдающегося педагога Николая Рубинштейна. В 1954 году музею присвоено имя русского композитора Михаила Глинки. С 2018 года он называется Российский национальный музей музыки. В настоящее время это комплекс, который объединяет Музей П. И. Чайковского, Музей-усадьбу Ф. И. Шаляпина, Музей С. С. Прокофьева, Музей-квартиру Н. С. Голованова, Музей-квартиру А. Б. Гольденвейзера и главный корпус на улице Фадеева. Интересно, что во время чемпионата мира по футболу в 2018 году среди посетителей было особенно много граждан США. Американцы стремились узнать, как жил автор Увертюры «1812» Чайковский. Ведь именно это произведение обязательно звучит по всем эфирам в День независимости США.

ДОСЬЕ

Михаил Брызгалов родился в 1964 году в Саратове. Окончил Саратовскую консерваторию. Преподавал по классу трубы в Центральной детской музыкальной школе и музыкальном училище Саратова. Далее более 10 лет работал в Саратовской областной филармонии им. А. Шнитке — сначала артистом, потом руководителем камерного ансамбля. В 2001 году возглавил филармонию, а в 2003-м — был назначен министром культуры Саратовской области. Прошел стажировку в Институте немецкой культуры им. Гете, в Министерстве культуры Франции. С 2008 по 2014 год и с 2016 года возглавляет Музей музыки в Москве. С 2017-го — президент Ассоциации духовых оркестров и исполнителей на духовых и ударных инструментах «Духовое общество» имени Валерия Халилова, под эгидой которого проходят детские духовые конкурсы и фестивали. Заслуженный деятель искусств РФ.