Войти в почту

В возрасте 88 лет ушел композитор Геннадий Гладков

Имя композитора Геннадия Гладкова накрепко соединилось в нашем сознании с интонацией светлой печали в песне "Давайте негромко, давайте вполголоса…" из фильма Марка Захарова "Обыкновенное чудо". Песня по сути грустная, но источает волшебное сияние - словно льдинка, подтаявшая в лучах робкого весеннего солнца. Эта прозрачная акварель, эта музыкальная капель, это по-детски светлое восприятие мира - фирменный знак всего творчества одного из самых популярных, но и самых по-человечески скромных композиторов России.

В возрасте 88 лет ушел композитор Геннадий Гладков
© Российская Газета

Трудно представить нашу музыкальную память без таких его мелодий, как "Бабочка крылышками бряк-бряк…", или "Белеет мой парус, такой одинокий…", или "Тем, кто дружен, не страшны тревоги…". Их пели все, и мал и стар, потому что такой по-детски наивный оптимизм был в нашей вечно тревожной жизни подобен витамину, глотку свежего воздуха, нежданному приступу веры в людей и в добро. Он в музыке воплощал все то, что несла в себе светлая сказка - опять-таки негромкая, без помпы и назидательных глупостей, но идущая от сердца к сердцу. Это была каждый раз сказка умная и потому такая убедительная - бессмертная.

Откуда все это взялось? Он сам был из семьи музыкантов: дед собирал народные песни для Лидии Руслановой, отец играл в джаз-оркестре Александра Цфасмана, который тогда стыдливо называли "эстрадным оркестром", потому что все знали, что джаз - это музыка толстых, то есть не наша музыка. Но этой "не нашей музыкой" Геннадий Гладков был отравлен сызмальства, сохранив верность джазу на всю жизнь. Как он описывал в одном из интервью свое младенчество: "пока играл джаз, я молчал, как только джаз прекращался, я начинал страшно орать".

Но это был не только музыкальный талант. Ему было мало плотных симфоджазовых звучаний - он, как Скрябин, видел все это в цвете и в живописных картинах. Поэтому сразу потянулся к театру и кино, все свое главное сочинив для экрана и сцены и став одним из отцов российского мюзикла. Он счастливо нашел союзника в лице молодого режиссера Марка Захарова: созданный ими чудесный спектакль "Проснись и пой" в Театре Сатиры очень долго не сходил в афиши и до сих пор не уходит из памяти - спектакль снят на пленку, и можно хоть сейчас насладиться его интонацией полноты жизни, его юмором и его фантастическими актерами во главе с Татьяной Пельтцер. И в дальнейшем многие спектакли "Ленкома" и почти всё "теа-кино" Марка Захарова - это создания гениального триумвирата Захаров - Горин - Гладков.

Его музыка продолжает жить в новых и новых поколениях, негромко, без пафоса перейдя в разряд классики

В его фильмографии десятки выдающихся саундтреков, преобразующих классическую комедию в современный мюзикл: "Дон Сезар де Базан", "Благочестивая Марта", "Дульсинея Тобосская", "Собака на сене", "Тартюф"… Он находил единомышленников - режиссеров, которые органически чувствуют музыку и умеют с ней работать: Аллу Сурикову, например, сотворив с ней фильмы "Две стрелы", "Человек с бульвара Капуцинов", "Чокнутые".

А как же ему без мультиков! Вот где абсолютная гармония, симбиоз драматургической, художнической и музыкальной фантазии! Вот где музыкальный ритм умножается ритмом жизни рисованных персонажей и становится неразрывным единством: "Бременские музыканты", "Малыш и Карлсон", "Голубой щенок", "О рыбаке и рыбке", "38 попугаев", даже анимационный шекспировский "Макбет".

Он создал оперу "Старший сын" по Вампилову - ее ставил Московский музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко. А в Свердловской академической опере триумфально шел его азартный джаз-балет "Двенадцать стульев". Ему и петь приходилось - Короля в "Бременских музыкантах", "Уно моменто, уно комплименто" с Александром Абдуловым в "Формуле любви". Он выпустил очень много музыкальных спектаклей, ставших CD-альбомами.

Такое ощущение, что Геннадий Гладков и сочинял, и жил с улыбкой. Он нам оставил на память эту улыбчивую музыку, которой, кажется, не коснулись жизненные неурядицы, недуги, катаклизмы, она нас грела в самые лютые холода. И мы простимся с ним вполголоса, простимся светло, потому что его душа - его музыка никуда не исчезнет. Она продолжает жить все в новых и новых поколениях, точно так же негромко, без пафоса перейдя в разряд классики.