Вековая драма

Вековая драма Первый сезон Краснодарский государственный академический театр драмы открыл постановкой «Мещане» по пьесе М. Горького.

И с тех пор никогда не переставал радовать зрителей премьерными спектаклями. Он работал и в Великую Отечественную войну, и в голодные 90-е. И хотя сегодня его двери закрыты, а в залах выключен свет, театр по-прежнему находится в ожидании зрителей, продолжает жить, вспоминая былые голоса, лица, ситуации. Заглянем в его помещения, проникнемся их духом.

Камерный зал

Молод, красив, бесшабашен. И это все, с чем пришел на прослушивание в Краснодарский театр драмы актер оренбургской труппы Сергей Мочалов. Тогда, в 1982 году, на сцене малого репетиционного зала (ныне камерного) его оценивали главный режиссер театра Михаил Куликовский, режиссер-постановщик Михаил Нагли, директор театра Владимир Корж, главный художник Анатолий Фокин.

— По физическим данным подходишь, а творческие способности увидим на площадке, — сказал тогда Куликовский, и Мочалов понял, что принят.

Вскоре режиссер подо- шел к Сергею и спросил: «Деточка, как у вас с вокалом?» Он ставил спектакль «День чудесных обманов», и там нужно было петь. «Могу из одной тональности легко перейти в другую! Увы…» — ответил Сергей и понял, что одна из главных мужских ролей спектакля пролетела мимо. Зато во вторую постановку — «Варвары» Куликовский молодого актера взял.

— Сегодня мало кто из современных режиссеров умеет работать с артистами, они в основном создают красивую визуальную картинку. А Куликовский от природы был педагогом — он умел найти подход к каждому, мог расположить и как-то исподволь вытащить из тебя то, что было необходимо для роли, — вспоминает 38 лет спустя Сергей Мочалов. — Сейчас этого молодым артистам не хватает, не каждый может сам срежиссировать свою роль.

Фойе

— Это волшебство, роскошь! Прекрасные гримерки, большое закулисье! О чем еще можно мечтать! — восклицает Татьяна Водопьянова, осматривая новое здание театра в 1973 году.

Однако переезд не все артисты восприняли однозначно, особенно возрастные. Раньше, в филармонии, работа проходила в небольшом зале с прекрасной акустикой. В новых же огромных пространствах все зазвучало по-другому.

Распространением билетов на премьерные спектакли в те времена занимался райком комсомола. На обсуждениях после просмотра зрители задавали вопросы актерам, высказывали свое мнение, а те, в свою очередь, экспериментировали с акустикой, используя оставшихся поговорить в качестве подопытных:

— А так? На галерке слышно? А в последнем ряду?

А потом играл ВИА, и новый театр часа полтора содрогался от молодежных танцев и песен. Помогал комсомольцам в организации этих встреч Дмитрий Вайле, заместитель директора, маленький, лысый и добродушный человек.

— Только когда Вайле не стало, я узнал, что он участник войны, это совсем не вязалось с его внешним обликом. У него было много военных наград, а главное, орден Славы, что для солдата очень почетно, — вспоминает театральный старожил.

Бутафорский цех

— Всем подняться наверх: будем делать общий снимок! Форма одежды — необычная, — услышал Сергей Мочалов и призадумался.

Постоянным фотографом тогда в театре работал Василий Крикунов. Отдельные портреты актеров украшали фойе, из некоторых даже делали коллаж для афиш выездных спектаклей. Позже труппу снимали и на стилобате, и на паперти — так называют актеры ступени перед входом в зрительный зал. Но для первого общего снимка всех позвали в бутафорский цех.

Возможно, из-за огромной площади помещения, хотя к середине 90-х труппа сильно обмелела: едва набиралось 30 с небольшим человек. Шли тяжелые годы, и в чем предстать перед фотографом, еще нужно было подумать.

— Приготовьтесь! Снимаю!

Птичка вылетела из объектива, запечатлев на память большинство артистов в сценических костюмах, а Сергея Мочалова — во фраке, цилиндре и шортах.

Заколдованное место

Несколько лет назад среди краснодарских театралов пошли слухи, что гигантское 7-метровое полотно кубанского художника Геннадия Квашуры «Переселение запорожцев на Кубань», привычно встречавшее зрителей над лестницей в большой зал, переезжает в Художественный музей им. Ф.А. Коваленко.

В драмтеатре картина оказалась в середине нулевых, когда трехлетние поиски подходящего по масштабам музейного пространства закончились неудачей. Она обрела свой дом, а театр шутливое имя — «Музей одной картины». Актеры по сюжету полотна поставили миниатюру и даже выезжали с ней в Москву.

Впрочем, бредущие по грязи с обозом, женами и детьми казаки нравились далеко не всем. Разговоры о неуместности картины в театре начались сразу же после размещения. Итог — к юбилейной выставке автора она все-таки переехала в музей им. Коваленко. А на это место вернули обратно первый групповой снимок труппы. Затем его несколько раз обновляли, последний — к 100-летнему юбилею театра. Но, говорят, он тоже далеко не всем нравится.

Трамвайная остановка

Что испытывает человек, оказавшись в трамвае- «двойке» рядом со своим кумиром, тем более если это красивая и ухоженная женщина? Не верит своим глазам, робеет и теряется.

— Идея…

— Можете называть меня Идейкой, — сразу перебивает Макаревич и задорно улыбается, чем окончательно обескураживает поклонника. И, выслушивая слова благодарности, проезжает свою остановку.

Приемная театра

В Краснодарском театре драмы набирают на обучение молодежь. Эта весть в 1992 году мгновенно облетела весь край, без маленького уточнения, что курс Рудольфом Кушнаревым фактически уже сформирован, не хватает лишь нескольких мальчиков. Пришло пробоваться огромное количество желающих, в том числе и Мария Грачева. В приемной театра к ним вышла директор курса Алина Кузнецова и сказала:

— Если вы хотите попасть в наш театр и стать актерами, то должны читать, как будто это последний день в вашей жизни.

И Мария читала — басню, прозу, стихи, а когда запела под собственный аккомпанемент «После шумного пожара», ей кто-то из экзаменаторов предложил: «Может, цигарку?»

— А давайте! Буду, как Раневская! — воскликнула она и была правдива как никогда.

Единственный раз она соврала, когда назвала свой возраст: 20-летних девушек на обучение уже не брали. В тот день курс «ваучеров», как величал воспитанников театра Рудольф Кушнарев, пополнился тремя девушками.

— Я за полгода учебы села на шпагат, научилась делать колесо и похудела на 8 килограммов, — вспоминает Мария. — Благодаря успешному обучению «ваучеров» в КГУКИ появилась возможность открыть театральное отделение. Вуз получил лицензию на выпуск актеров, а театр — свежую кровь.

Пошивочный цех

Примерка сценического костюма требует терпения, особенно у мужчин. Но мысль о скорой премьере «Ревизора» Арсения Фогелева, исполнителя роли Хлестакова, бодрила как никогда. Ему, в 2009 году молодому, совсем недавно пришедшему в театр актеру, дали главную роль! Скоро о нем заговорит весь город, журналисты уже договариваются о встрече. Вот и сейчас молоденькая девушка с микрофоном за- ходит в цех.

— Здравствуйте! Это вы играете Чацкого? — спрашивает журналистка.

— Нет, не я, — ответил Фогелев.

— Может быть, тогда вы Чацкий? — интересуется она у другого артиста, но и тот отвечает отрицательно.

— Кто же здесь Чацкий? — вопрошает она у всех присутствующих разом и по взгляду костюмера догадывается, что исполнитель главной роли все-таки Арсений. Повернувшись к нему с упреком во взгляде, вновь получает отрицательный ответ. Бормоча про себя, что ее, видимо, не туда направили, она выходит из цеха. И попадает, как мем-персонаж, в спектакль.

Так в «Ревизоре» режиссера Александра Горбаня появился Чацкий. Ближе к финалу он выходит на сцену и произносит: «А судьи кто?» Но ему сообщают, что он не из этой пьесы, и отправляют в библиотеку Пушкина.