Константин Богомолов: свобода — это готовность потерять все
Российский театральный режиссер, художественный руководитель Театра на Малой Бронной Константин Богомолов 23 июля отметит свое 45-летие. В интервью ТАСС он рассказал, что думает о цензуре, близок ли ему герой из сериала "Псих", когда стартует новый сезон и как по театру ударила пандемия. — Константин Юрьевич, кто-то называет вас гением, кто-то провокатором. Кем вы себя сами ощущаете накануне 45-летия? — Я же не сошел с ума, чтобы всерьез рассуждать о себе в таких категориях. Давайте так: я ощущаю себя точно так же, как ощущал себя в 15 лет, в 20 лет и в 30 лет. Опыт или успех не должны сообщать человеку ощущение самодовольства и самоуверенности, а неуспех — приводить к унынию. Я храню свое чувство неуверенности в себе как дар; оно заставляет постоянно себя выбрасывать из зоны комфорта и искать. Бороться и искать, найти и не сдаваться. А ко всем ярлыкам отношусь иронично. — Театральная Москва хорошо помнит вашу хулиганскую премию "Гвоздь сезона". Легко ли было после такой творческой свободы стать руководителем одного из ведущих московских театров? Должность все-таки обязывает. — Я с удовольствием продолжил бы хулиганить на той премии, если б нас с Сережей Епишевым, с которым мы премию делали очень много лет, не отстранили. Церемонии награждения требовали большой свободы и от учредителей, и от "получателей наград", и от зрителей. Обид было много, уязвленных самолюбий, оскорбленных мэтров. В итоге СТД нас тихо-мирно уволил — и зря, но хозяин — барин. Театр вообще дело хулиганское и неполиткорректное. И занимаясь театром, на какой бы должности ты ни находился — рядовой сотрудник театра, актер, приглашенный режиссер или руководитель театра, надо сохранять в себе веселость, любовь к жизни и к ее самым разнообразным проявлениям. Как только ты превращаешься внутри театра в чиновника, то это смерть и театру в тебе, и тебе в театре. Занудство и скука вообще едва ли не больший грех, чем уныние (или они суть одно?). Театр — не место для ханжей и зануд. Они несут энергию смерти и болезни. Я всегда привожу в пример доктора Львова из "Иванова". Помните? Человек, рассуждающий о честности, моральности и без конца разоблачающий "мерзавца" Иванова, в конечном счете самый малоприятный персонаж пьесы. — А как вы для себя решили вопрос отношений художника и власти? Он для многих сейчас довольно болезненный. Как считаете, насколько сейчас художники, творцы свободны? И вы насколько свободны внутри себя? — Свобода определяется не теми правилами, которые тебе навязывают внешние обстоятельства, а тем, насколько ты сам способен заявлять себя свободным, быть свободным, действовать свободно и не зависеть не только от давления извне, но и от своих собственных страхов потерять что-то: деньги, позицию, влияние, возможности. А свобода, которая заявляет себя, но трусит, — это дешевая игра. Поэтому вопрос об отношении художника и власти, в принципе, мне кажется надуманным. Давление может возникнуть в любую секунду. В любом обществе. От власти, от спонсора, от общественного мнения, которое стало сегодня агрессивней любых цензурных комитетов советских времен, — какая разница? Если ты сталкиваешься с этим давлением, прежде чем голосить, спроси себя: а готов ты отстоять свое произведение или право говорить даже ценой потери благ, благополучия или работы? Если да — ты свободен. Если нет — выбираешь иной путь. И кстати, никто не знает, какой путь верный. — Какое у вас отношение к самоцензуре? Условно, вы остановите себя, если что-то захочется сказать, но поймете, что это не совсем ложится в нынешнюю госполитику? — Я, честно говоря, не оказывался в такой ситуации. Всегда говорил то, что думаю, и если цензурировал себя, то скорее по эстетическим и вкусовым критериям, а не по политическим. — То есть в России вы с цензурой не сталкивались? — Вы задаете вопрос, который, по вашему предположению, является жгуче-актуальным, а мне на него очень трудно отвечать, потому что он для меня особо не существует. Я свободно работаю и не испытывал никогда с этим проблем. Просто об этом не думаю. Кстати, по поводу цензуры. Есть спектакль "Слава", его отказались номинировать на "Золотую маску", которая так и не состоялась из-за карантина. Экспертный совет объяснил это этическими мотивами. Якобы это спектакль, не обозначающий четкой антисталинистской позиции. Поэтому, несмотря на мнение профессионального сообщества, он не может быть номинирован. Заметьте, эту цензуру осуществило не государство, а люди с очень либеральными взглядами, которые вроде бы декларировали свое резкое противостояние государству и обвиняли государство в цензурировании художественной деятельности. — Но все же ваши постановки нередко можно увидеть среди номинантов театральных премий. Насколько важны для вас награды, что ценнее — реакция зрителей или коллег? — Мне это важно настолько, насколько может помочь реализации моей деятельности. Чтобы можно было и дальше ставить спектакли, привлекая поддержку спонсоров. Чтобы актеры и команда чувствовали себя увереннее. — Олег Табаков говорил, что театр обязательно должен собирать кассу. И это основной критерий успеха. Как относитесь к таким словам, согласны ли? — Безусловно, успешность спектакля — это важнейший показатель. В этом отношении я абсолютный последователь Олега Павловича, тоже считаю, что успешность, наполняемость зала, зрительский успех — это не единственный, но крайне важный критерий. — Московские власти разрешили театрам открыться с 1 августа при условии ограничения числа зрителей до 50% от обычного количества. То есть аншлагов пока точно не будет. Готов ли ваш театр к такому, будут ли финансовые потери? — Конечно же, по театру ударила пандемия, мы потеряли большие деньги. Спасибо московской мэрии и департаменту культуры, нам компенсировали часть потерянных доходов, дали возможность выплатить людям нормальные отпускные, зарплаты на более-менее нормальном уровне. Не секрет, что зарплаты складываются не только из бюджетных денег, но и из заработанных театром денег. Как дальше будет развиваться ситуация, посмотрим. Будем начинать играть, скорее всего, со второй половины сентября, будем начинать с премьеры Александра Молочникова "Бульба. Пир", потом пойдет моя премьера "Бесов" по Достоевскому, но как будет складываться ситуация с наполняемостью зала, мы пока не знаем. Конечно, при 50% зала играть печально и совершенно не хочется. Мы очень надеемся, что в сентябре уже появится возможность продавать зал на 100%. Мы ждем распоряжений. Пока спокойно начинаем репетировать и готовиться. — Вы ставили спектакли в Театре наций, в РАМТе, в "Табакерке", в МХТ имени Чехова, в "Ленкоме" и в БДТ имени Товстоногова. И в Европе. Как считаете, сейчас у Театра на Малой Бронной есть свой почерк? Каким стал театр при худруке Константине Богомолове? — Театр при моем руководстве вошел в ремонт, сейчас переживает вместе с другими театрами страны тяжелое время пандемии. Сейчас моя главная задача — довести ремонт до конца, переехать в отремонтированное здание уже с частично новым репертуаром. Параллельно продолжаю выстраивать новую художественную жизнь, искать новое лицо театра. Мы в процессе его создания. Оно идет и по линии обновления репертуара, и по линии обновления самого здания театра, и по кадровой линии, мы создали новый визуальный образ театра, запустили новый сайт, который сейчас тестируется. Работа в самом начале. — А есть современные худруки, на кого вы могли бы равняться? — Есть масса прекрасных режиссеров, руководителей, коллег. Не буду никого выделять. Делаю свое дело, с кем-то соотносясь, с кем-то споря, кого-то беру в пример в определенных решениях. Но у каждого свой путь, и я выстраиваю свой в соответствии со своим опытом и пониманием. У меня есть главный учитель и пример — это Олег Павлович Табаков, до него был Андрей Александрович Гончаров, есть великий Марк Захаров, вот этих людей я могу назвать как примеры блистательного театрального менеджмента. — Не так давно вышла ваша первая книга, следующая планировалась на осень 2020-го. Такие планы остались? — Пока отложил книжные планы на год. Слишком много работы в театре и кино. — Осенью планируют выпустить сериал Федора Бондарчука "Псих", где вы сыграли роль психотерапевта. Сейчас идут съемки. Близки ли вам проблемы человека, который в 40 лет переживает кризис среднего возраста? — Я не рассуждаю, близок или не близок герой. Прекрасный материал и прекрасный режиссер Федор Сергеевич, прекрасная компания постановочная, организационная, актерская. Мне в большое удовольствие работать в этом проекте. Мне легко там, внутри этого материала, он правдив. Поэтому все это и про меня в том числе. Но вы поймите, я ведь не актер и быть им не планирую. Я благодарен Федору Сергеевичу за то, что верит в меня. И я доверился именно ему как режиссеру. И классному тексту. Это и творчество, и опыт — опыт, который я получаю как режиссер у такого суперпрофи как Бондарчук. — Если бы вы делали фильм или спектакль о своей жизни, какой у него мог бы быть жанр? — Не знаю. Не люблю этих определений, завершенности, итогов. Это не про меня. Поэтому жанры не люблю, типажи не люблю. Ценность человека именно в том, что он не укладывается в конкретные определения. Беседовала Наталья Баринова
